– Не вижу в них ничего такого, – проворчал Пуаккар. – Он явно был гостем какой-то компании, а она не знала, что он остановился у кого-то по соседству, пока не встретила его в церкви. И случилось это ближе к концу его визита.
Но Леон лишь покачал головой в ответ.
– Летеритт вот уже долгие годы катится в пропасть. Так что своего нынешнего состояния он достиг отнюдь не за время, прошедшее с прошлого Рождества; следовательно, девять месяцев назад он должен был очень походить на себя нынешнего – то есть личность весьма неприглядную. Искренне вам признаюсь, он вызывает у меня сильнейшую антипатию, и потому я считаю делом чести заполучить эти письма.
Манфред задумчиво уставился на него.
– Едва ли они могут находиться у его банкиров, потому что у такого человека попросту нет банкира; в равной мере это относится и к возможным адвокатам, так как я думаю, он из тех субъектов, чье знакомство с законом начинается и заканчивается в уголовном суде. Полагаю, вы правы, Леон, – бумаги спрятаны в его комнате.
Гонсалес не стал терять времени. Уже ранним утром следующего дня он вновь появился на улице Уайтчерч, наблюдая за тем, как молочник поднимается на чердак, где в своей берлоге обитал Летеритт. Леон выждал, пока молочник скрылся из виду, но, несмотря на всю свою спешку, все равно опоздал. К тому времени как он прокрался на верхний этаж, молоко уже исчезло внутри квартиры, и лишь маленькая склянка с бесцветной жидкостью, похожей на сыворотку, осталась нетронутой.
На следующее утро Леон повторил попытку и вновь не преуспел.
На четвертую ночь, между часом и двумя, он сумел проникнуть в дом и бесшумно поднялся по лестнице. Дверь была заперта изнутри, но Гонсалесу удалось захватить кончик ключа узкими плоскогубцами, которые он принес с собой.
Из квартиры не донеслось ни звука, когда он отпер замок и мягко повернул ручку. Однако Леон забыл о засове.
На следующий день он пришел туда снова и осмотрел дом снаружи. Можно было, конечно, забраться в окно комнаты, но для этого ему бы понадобилась очень длинная лестница, и после недолгого совещания с Манфредом он отказался от такой идеи.
Однако Манфред высказал иное предположение:
– Почему бы не послать ему каблограмму, назначив встречу с вашей мисс Браун на вокзале Ливерпуль-стрит? Вы же знаете, как ее зовут?
Леон устало вздохнул:
– Я попытался провернуть этот трюк еще на второй день, пригласив маленького Лью Левисона, чтобы он вертанул Летеритта, едва только тот выйдет на улицу, на случай если он носит письма с собой.
– Под «вертанул» вы имеете в виду – обчистил его карманы? Я, знаете ли, не слежу за современным воровским жаргоном, – заявил Манфред. – Но в те дни, когда меня это действительно интересовало, мы говорили «жухнул».