— Обратись к моему начальству! — сказал Роберт.
Он понимал, что не сможет долго скрывать имя Юлии Наталевич от дотошного следователя, но мог выиграть день-два, а пока попробует разобраться сам. «Хотя в чем тут разбираться, — думал он горько. — Дьявол в ангельской личине! Натравила на меня своего любовника. Дура, ведь я же помочь ей хотел!» Ему стало обидно за себя, за хорошие намерения, за любовь. А не вернуться ли ему к следователю и выдать ее с дружком? Пусть попрыгают на чертовой сковородке под перекрестным допросом! Но тогда… прощай избавление от импотенции. Он вспомнил, как приснилась ему Юлия, как он обладал ею во сне, как похож был тот сон на правду.
Голова разламывалась от тяжелых мыслей. Затылок болел от ударов о стену. Он решил не предпринимать ничего до завтра, пока не придет в себя от болей и тошноты — следствия сотрясения мозга. Он припомнил вдруг русскую поговорку, часто употребляемую его бабушкой: утро вечера мудренее. «С русскими нужно действовать по их законам», — подумал он, выпил акамол, лег в кровать и укрылся одеялом с головой.
Пробуждение было мучительным. Внутриутробный мир сна не хотел отпускать его, окутав плацентой тьмы. Но дневной свет червоточиной просачивался между переплетенных ресниц, преломлялся в роговице, тонул в стекловидном теле и падал на глазное дно, выбивая фотонами будоражущую барабанную дробь на ленивых палочках и колбочках. Результатом этих событий был комариный зуд внутри черепной коробки, превративший утреннюю негу в непереносимую зубную боль. Но не назойливый свет был причиной судорожных мучений, а замкнутый круг тошнотворных мыслей о Юлии и ее гориллообразном защитнике — озверевшем Кинг Конге Андрее.
Роберт долго не вылезал из кровати, ожидая, когда пресловутое утро осенит обещанной мудростью, но трясина тягучих мыслей затягивала его обратно на ночное дно, душила горло зеленой тиной, набухала осточертевшей жвачкой между зубов, вырастала непроходимым болотом между ясностью и неразберихой, между надеждой и крушением любви. Юлия и Андрей, Юлия и Роберт, Роберт и Андрей… Разочарование было тем более глубоким, чем сильнее была надежда, но расстаться с мечтой было не под силу. Душевная пустота пугала больше, чем безответная любовь. Роберт боялся признаться даже саму себе, что ошибся, что поверил в несбыточное. Он знал наверняка, что стоит на краю пропасти, имя которой импотенция. Всё, что удерживает его от падения, связано с именем Юлии. Ведь он перепробовал и проституток, и гомосексуальное влечение. Только любовь к Юлии оживила в нем надежду. Но она любит другого да к тому же исчезла. Может, навсегда?