Израильтянка (Теплицкий) - страница 43

— Вот и в утро аварии вы были усталой?

— Еще как! После такого дежурства…

— А что произошло на том дежурстве?

Юлии не слишком-то хотелось посвящать следователя в подробности дела, но назвался груздем — полезай в кузов, и она рассказала о тяжелых больных, о докучливых родственниках и особенно опасной больной девочке Шиле, у которой Юлия чуть не пропустила двустороннюю пневмонию… Неожиданно она заметила, как легко ей рассказывать этому незнакомому человеку, слушавшему с интересом и пониманием. Давным-давно не было у нее собеседника, которому можно было пожаловаться, человека со стороны, а не такого же, как она, врача, от усталости очерствевшего, а следователь смотрел сочувственно и слушал внимательно. Конечно, он делал это по долгу службы, но кто же согласится в наше время выслушать человека бесплатно? Люди выплачивают бешеные гонорары психологам только за то, чтоб их просто выслушали, не давая советов. Ведь как бывает… Крутится мысль какая-то в голове, жалоба какая-то, обида, крутится невысказанная и разбухает, и давит изнутри, как пар в кастрюле-скороварке. Но стоит только выкрикнуть ее кому-то, как давление снижается и спокойнее становится, и место для других мыслей освобождается. В кастрюле-скороварке автоматический клапан для пара есть, а у людей с этим сложнее. Но иногда идешь по улице и видишь, как человек сам с собой разговаривает — автоматический клапан сработал. Идет он и на людей натыкается, словно, не видит ничего, а он и впрямь не видит, потому что внутренним взглядом в свои же глаза смотрит, поэтому и облегчения настоящего не испытывает от такого диалога. Все равно, что на себя в зеркало долго смотреть: кроме нарциссистов, никто от этого удовольствия не получает. Но стоит только с другим человеком своей бедой поделиться, так подлинное избавление наступает. Это еще древние римляне заметили. Dixi et enimam levavi! Сказал и душу облегчил!

Юлия этому в Израиле научилась — душу чужим людям открывать. В России такое неприличным бы посчитали. Там жаловаться не поощряли. Жалость, говорили, унижает человека. Приучали эмоции свои скрывать. Да и кому было жаловаться? Ведь власть-то советская, народная! Как же на нее жаловаться станешь? Антисоветчиной попахивает. Работа тяжелая? — Но это же для общества! Денег мало? — Вещизм! Обложили лозунгами со всех сторон, как волка красными флажками. Вот и мечется больная душа, а выхода не находит. Запрет жаловаться и на бытовой уровень каким-то образом проник. До смешного доходило. Один отец дочке своей жаловаться на боли в животе запретил! И ничего, до взрослых лет дожила…