Она пребывала в особом гипнотическом сне, оставаясь соединенной с Яковом невидимой связью, и послушной его воле. Он уже знал все, что требовалось, она сама рассказала во сне о том, как возвращалась домой после дежурства, как внимательно смотрела на дорогу, прибавила скорость, чтобы успеть проехать на зеленый свет, и вдруг заметила краем глаза темное тело и услышала удар.
Задание было выполнено, но Яков решил добавить кое-что от себя, сделать что-то хорошее для спящей молоденькой женщины с романтическим именем Юлия в благодарность за воспоминания, навеянные ею. Силой гипноза он мог внушить ей нежный сон, который она забудет, когда проснется. Останется только ощущение поцелуя на губах…
— Смотри, Юлия, кто пришел! Это же твой любимый! Видишь его?
— Да, вижу, — прошептала Юлия, не открывая глаз.
— Вот он подходит к тебе и гладит по волосам…
— Да, да…
— Так обними же его, поцелуй, ты так давно его ждала!
Юлия задвигалась в кресле, обнимая невидимое тело. Губы вытянулись для поцелуя.
— Ну, смелее, Юлия, он ждет, он рядом. Ты любишь его?
— Да, да…
Ее руки прижимали к себе невидимого мужчину, ее губы целовали его невидимые губы, дыхание участилось, грудь вздымалась, голова откинулась назад, руки блуждали, хватая воздух… Яков наблюдал за ней, очарованный силой ее чувства. Наконец, движения стали затихать, а стоны смолкли. Яков Абрамович был доволен своей работой. Гипнотический сеанс подошел к концу.
Аркадий Самуилович Наталевич был глубоко польщен, когда его бывшая невестка красавица Юлия обратилась к нему за помощью. Он с давних пор завидовал Анатолию, но не за то, что сумел соблазнить такую милую русскую девочку, а за то, что пренебрег национальными предрассудками, проявив силу характера и способность к бунту. Юлия олицетворяла для Аркадия идеальную русскую жену, красивую и нежную, умную и преданную, как собака, способную тащить пьяного мужа домой и жалеть его, рыгающего, безобразного, отвратительного, ставя на лоб холодные компрессы. Ему нравился ее мягкий характер: непротиворечивый, нестроптивый, спокойный и почтительный, нравилось, как она смотрела ему прямо в глаза, как смеялась над его шутками. В ее компании он чувствовал себя молодым, преуспевающим и значительным, чего никак не мог добиться от своей жены, чей вечно критический взгляд вонзался ему в спину, как кол между лопаток. Развод Юлии и Анатолия он воспринял трагически, переживая за обманутую Юлию, за себя, лишенного ее общества, но больше всего оплакивая свержение развенчанного кумира-бунтаря — собственного сына. «Да он просто кобель!» — понял Аркадий тогда, горько убеждаясь, что его сын унаследовал от отца не только любовь к медицине.