Жанр спасет лишь растущее год от года равнодушие к предмету и правде. Семьдесят лет мира сделали военный кинематограф самым невостребованным сегментом рынка. Новый человек способен потреблять фронт только в комиксовом виде: подвиги, бабы, хохмы, Гитлер с хвостом. Военные сериалы снимают какие-то инопланетные недоумки. О том, что в русской армии принято козырять офицерам, не слышал ни один. О том, что рукопашная — последнее средство оставшихся без боезапаса войск, неизвестно никому; помахать прикладом бегают по три раза на сериал: это киногенично и восходит к доблести русских богатырей. Что такое продаттестат, вещмешок, доклад по форме — слыхом не слыхивали, как в пещерные ура-патриотические времена. Патруль бывает только в фильмах о СМЕРШе. Стограммовой суточной нормы нет в природе (материя слишком соблазнительная, чтоб отказываться от нее сознательно — скорее всего, сценаристы просто не в курсе, что русская армия с 42-го года квасила каждый день на законных основаниях).
Мы стремительно возвращаемся к первому, пропагандистскому этапу военного искусства, — как и в кинематографе вообще. Нация радостно глупеет. Снова в ходу поучительный академизм, наглядный пример, лакировка действительности и общенародное чванство. Такое впечатление, что фильм «Если завтра война» мог бы выйти прямо сейчас.
Как правило, это значит, что ждать недолго[33].
К 35-летию фильма «Место встречи изменить нельзя»
Были сумерки, закат социализма, о котором не знал никто, даже сам социализм. Народ, любящий Сталина, шансон и смертную казнь, учили чтить уголовный кодекс, мягкую улыбку Пал Палыча Знаменского и труд уборщиц. Народ скучал и лыбился, как подследственный на крошку-адвоката.
Вошел Жеглов, согнал со своего места Гришу Шесть-на-Девять и отчеканил:
— Здесь МУР, а не институт благородных девиц!
— Не дави из меня слезу, Маня.
— Отдел борьбы с бандитизмом — бандитизмом, понимаете? — поэтому вы нам не только контрамарку, вы нам билеты с местами, еще там, где мы вам укажем. — Грраждане бандиты! Ваша банда полностью блокирована, поэтому советую вам сдаться — по-хорошему.
Даже осклабленное «Здесь, милый, не фронт, нам языки без надобности» звучало как: пленных не бррать!
А и то: был он в трех задержаниях — на складе, на набережной и у продмага — и ни с одного не ушел без жмуров и зарубок на нагане. Да здравствует советский суд, самый справедливый суд в мире! — главное, скорый.
Это были скрижали, и русские зазубрили их, как новый катехизис, как вернувшийся в Россию беспощадный Ветхий завет.