Гас всё это время тихонько кивал.
– Когда ты маленький, для тебя родители – почти что боги. Глупо, правда? А потом вырастаешь и понимаешь, что они точно такие же, как все. С теми же косяками.
– Ну да. Только знаешь, если б я очень сильно кого-то подвёл, я бы всё-таки постарался исправиться. Хотя ты прав. Раньше я ужасно хотел быть как папа. Но теперь-то уж это точно прошло.
Гас перестал терзать в руках злосчастный комикс, выдохнул и выпрямился. Некоторое время они молча смотрели, как по улице едут машины, и слушали городской шум.
– Когда я собирался ехать сюда, – сказал Гас, – мне наконец пришлось объяснить одному другу, что творится у нас в семье. Я думал, сгорю от стыда. Вроде бы и понятно, что я тут не виноват, а всё равно кажется, что виноват.
– Я знаю!
– Только он мне потом рассказал, что его мама вообще не выходит из дома. На самом деле она боится толпы, но ему кажется, что ей стыдно куда-то ходить с ним вместе. А его дядя на людях весь такой белый и пушистый, но на сына орёт как резаный по любому поводу. Сын у него вообще-то крутой – футболист, отличник, красавчик. А самооценка при этом на нуле.
К концу этого рассказа Купер невольно засмеялся.
– Ну и цирк!
– Ага.
– Слушай, ну почему мы все такие?
– Не знаю, – сказал Гас с лёгкой улыбкой. Потом опять слегка помрачнел и добавил: – Но после этого разговора я иногда стал представлять нашу семью как бы со стороны. Как её видят другие, понимаешь? И тогда я думаю: если мать с отцом всё время про меня забывают, может, это не я такой лузер? Может, они просто не очень хорошие родители?
Купер молча глядел на улицу, с удивлением чувствуя комок в горле и влажную дорожку от слезы на щеке. Может, и ему стоило бы делать то же самое? Представлять их семью со стороны. Раз и навсегда поверить, что сам он ни в чём не виноват. Уместить в голове эту новую картину мира оказалось ничуть не легче, чем, например, самому втиснуться в футболку Джесс. В животе Купера всё как будто скрутилось в узел. Он вытер лицо тыльной стороной ладони и отпустил плечо друга.
– Давай хотя бы сами будем в это верить. Я про тебя, а ты про меня, – предложил Гас.
Купер не мог ответить: боялся, что развалится на тысячу кусочков. Он лишь молча кивнул, чувствуя, как слёзы снова ползут по его щекам.