— Ну с чего? — переспросил Захар.
— А я почем знаю! — чуть повысил голос старик. Но тут же добавил потише: — С того, может, что прижигает, ему невмоготу уж, коробится, как на угольях… За женой его, этой старой ведьмой, гляди.
— Вроде глядим…
— Ой ли… Туда ли?
Анисим постоял в задумчивости, положил обе руки на костыль. Потом еще раз вздохнул:
— А может, я не туда. Ну да чего теперь? Туда, не туда — отглядел свое… А все блазнится — компания у них одна. Устинка, жена его, этот Илюшка-недоносок. Да и наше дурачье — Антипка, Овчинников Андрон, Фролка… Вот тоже Фролка-то, штуковина с хреновиной. Знавал я его, как же… Вместе по девкам шастали… А вот завернулся с чего-то, как я, в эти… как ты сказал?… в капустные листья.
— Послушай, Анисим Семеныч… — шагнул было к нему Захар.
Но старик торопливо взялся за дверную ручку.
— Нет уж, Захарушка, ты ни об чем не расспрашивай меня, — сказал Анисим. — Что знал, тебе сам сказал. За всю жизнь я, может, так подробно ни с кем не беседовал, как с тобой вот да с Петькой-редактором недавно. И то потому, что шибко уж тяжело на душе. Люди, если разобраться, всю жизнь добра мне желали и много его сделали. Это я сейчас только понял. Вот и говорю, зачало давить на душе. Вот и думаю — облегчусь перед смертью… Уж как могу.
— Да что ты, в самом деле, умирать засобирался раньше времени? — не вытерпел Захар.
Но старик на это только махнул рукой:
— Так ты помни, об чем рассказал я…
И ушел.
Захар долго глядел на захлопнувшуюся за Анисимом дверь, сел на табурет тут же, возле порога, пытаясь хоть немного разобраться, что тут к чему.
Наскоро прибрав со стола и не переставая думать о разговоре с Шатровым, оделся, пошел к амбарам. Еще вчера вечером он хотел глянуть, как там готовят яровые семена, да не успел.
Проходя мимо усадьбы Натальи Лукиной, он замедлил шаги. А потом решительно повернул к невысокому крылечку.
Наталья встретила его каким-то испуганно-отсутствующим взглядом, прижавшись в кухонном углу.
— Здравствуй, Наталья… Да ты чего это?
— А-а, ты, Захарыч, — произнесла она, суетливо схватила стул. — Напугалась я чего-то. В сенях ты сильно стучал… Садись.
Наталья в самом деле была мертвенно-бледной. Но постепенно лицо ее отходило, на нем проступали медленно розоватые пятна. Чувствуя, видимо, это, Наталья отвернулась.
«Странно, однако…» — подумал Захар, присаживаясь. Вслух же спросил:
— Чего тебе в собственном дому пугаться?
— Ох, Захар… — промолвила она, не оборачиваясь. — Многого я боюсь.
И Наталья замолчала. Захар подождал-подождал и спросил:
— Значит, это верно, что Анисим… отца твоего, Филиппа Меньшикова…