Всегда гордые, подтянутые и даже чопорные, на этот раз они преобразились. Ранее отутюженные костюмы их были сырыми и местами прилипали к телу, лица напряженные, взгляды устремлены куда— то далеко вперед.
Я прислонил голову к столбу и еле дышал. Казалось, в правом боку у меня разгораются угли. Боль временами затмевала сознание.
«Неужели умираю?» — эта мысль спокойно всплывала в мозгу, как будто речь шла о ком-то другом. Безразличие и безволие заполняли меня всего и только в мозгу, как на телеграфной ленте, медленно проплывали вялые, короткие мысли. Вытирая холодный пот, я стал приходить в себя. Боль в боку не стихала, но стало легче дышать и сознание становилось более ясным.
Превозмогая боль, я вышел на дорогу и увидел необычную картину. Тракт, утоптанный тысячами солдатских сапог, по которому полагалось проходить только строем, был забит военнослужащими, которые чем-то крайне взволнованные, двигались группами и в одиночку. Не слышались жесткие, властные команды и окрики офицеров, хотя они находились тут же.
Я старался понять происходящее, и вдруг услышал слова одного солдата.
— Шел наряд из столовой, а молния как даст. Прямо в них! Всех наповал! Сгорели как угли!
Суть эти слов не сразу дошла до моего сознания. А когда я понял их значение, мне показалось, что сердце мое остановилось. В следующий миг оно затрепетало от ужаса и заметалось в груди. Но я не хотел верить услышанному и стал обращаться с вопросами подряд ко всем встречным.
— Что ты пристал: «Как да как?» Иди сам посмотри. Они еще теплые лежат… Угробили мужиков командиры сранные. Обязательно что ли в грозу людей было посылать? Неужели совсем ума нет в голове?… Доигрались в войну?
Сначала медленно, потом бегом я кинулся в центр огромной толпы, окружившей дорогу в месте происшествия, меня отталкивали, сбивали с ног, кричали что-то грубое, размахивали руками перед моими глазами, но я ничего не понимал и не чувствовал, пробиваясь вперед.
Чем дальше я лез, тем плотнее стояли люди, без слов глядя вперед.
Наконец, меня остановил огромный солдат — «партизан» лет пятидесяти и прижал к своей груди.
— Утихни, сынок! Что ты бесишься? Мертвых солдат никогда не видал что ли? Теперь уже ничего не сделаешь! Видишь, медпомощь чемоданы укладывает? Значит все мужики кончились. Спасать некого.
Он ослабил руки и я повернул голову, приподнявшись на цыпочки, заглянул внутрь круга. Там стояли две медицинские машины, врачи и санитары в белых, перепачканных грязью халатах, вынесли брезентовый полог и что-то закрывали им на земле.
Стоящие в крайнем ряду, взявшись под ручку, сцепились, сдерживая толпу. Солдат, державший меня, выставил свой огромный сапог.