Она аккуратно оправила складки платья и вдруг, низко нагнувшись над могильным камнем, отчетливо, с каким-то яростным восторгом произнесла отборное национальное ругательство и звонко плюнула на могилу.
– Получай, гад!
Потом сразу выпрямилась, закинула голову и залила его сияньем своих счастливых черных глаз.
– Ну, прощайте, голубчик! Не поминайте лихом, – и, кивнув ему, быстро пошла своей легкой походкой по узорчатой от игры света и теней аллее, то попадая в полосу света, то пропадая в тени.
Пройдя уже довольно далеко, она, не останавливаясь, обернулась и, приложив руки рупором к губам, крикнула:
– А звать-то вас как?
– Андрей! – Голос его прозвучал так странно и хрипло, будто не он, а кто-то другой ответил за него.
– Даже имечко у вас красивое! Это я, чтобы за здравие ваше подавать. Век буду молиться за вас, Андрюша! – донеслось до него. И все смолкло.
Он долго бессмысленно и бездумно стоял, глядя на опустевшую аллею. Потом, опомнившись, со всех ног бросился вон с кладбища. Уже почти добежав до своей гостиницы, он почувствовал ветер в волосах и смутно вспомнил, что его новая поярковая шляпа осталась там, на могиле. Она стоила очень дорого, но он даже не пожалел о ней…
– Вот вам рассказ моего приятеля, вот вам украинская ночь – не по Гоголю, – заканчивает Бунин, сдвигая свою каракулевую шапку на затылок и закуривая.
Я слушала молча, ни разу не перебивая. Как он рассказывает! Я никогда не думала, что можно так рассказывать – так живо, красочно, образно, заставляя слушателя все видеть.
– А он? Что с ним потом было? – спрашиваю я.
– Ну, он, конечно, потрясся до самого основания, долго не мог в себя прийти. Чуть не заболел нервным расстройством. Но, слава богу, оправился. Но ее никогда забыть не мог.
– Скажите, Иван Алексеевич, а это действительно с вашим приятелем произошло, а не с вами? – спрашиваю я.
Он разводит руками:
– Ах вы, Фома неверующий! Стал бы я выдумывать? Но клясться не намерен. – И, помолчав, продолжает: – Я хотел этот случай в «Темные аллеи» включить, да раздумал. Он бы детонировал. Слишком уж «макаберно», возмутил бы святош – осквернение могилы. Заклевали бы меня за него. – Бунин произносит «макаберно» так, будто ставит его в кавычки. Он умеет ставить слова в кавычки, произнося их особым образом.
– А по-моему, вы непременно должны написать этот рассказ…
Шаги в коридоре. Дверь открывается. Вера Николаевна входит с немного виноватым видом. Она долго отсутствовала.
– Разве долго? А я и не заметил.
У Веры Николаевны сразу меняется выражение лица. Она пожимает мне руку.