Администратор раздвигает перед нами тяжелые портьеры в конце зала и пропускает в небольшой уединенный кабинет. Здесь царит интимный полумрак несмотря на день, стол окружен мягким диваном, расположенным буквой П, по стенам развешаны глиняные расписанные тарелки, а также старинные ножи и сабли, а в углу на полке ждут своего часа несколько кальянов разной формы и высоты.
— Очень аутентично, — констатирую я, опускаясь на диванные подушки и беря в руки меню, поданное администратором.
— Да, — рассеянно кивает Дамир и поворачивается к девушке, — Мне как обычно.
— Конечно, Дамир Тигранович, — подобострастно кивает она, улыбаясь так, будто сейчас же умрет, если он не поверит в ее искренность.
Потом девушка кидает в мою сторону тщательно замаскированный вежливостью оценочный взгляд, кивает еще раз и, пробормотав, что официанта мне сейчас позовет, оставляет нас вдвоем.
Керефов вальяжно разваливается на подушках, небрежным жестом кидая телефон на стол. Я нервно сглатываю и утыкаюсь в меню. Есть не хочется от слова совсем, но не сидеть же просто так полчаса, наблюдая, как он поедает своё «как обычно»…
— Может быть что-нибудь посоветуете, раз часто здесь бываете, Дамир Тигранович? — быстро поднимаю на него глаза и тут же вновь утыкаюсь в меню, перехватив его наглый изучающий взгляд, устремленный прямо на меня.
— Не знаю пока, что ты любишь, — тянет Дамир бархатисто-медовым тоном.
Который царапает по нервам похлеще ржавого гвоздя, потому что полностью отметает хоть какую-то приличную дистанцию между нами. И эта его двусмысленное «пока»… Что это значит? Пока… От этих четырех букв вдоль позвоночника скатывается жаркий озноб.
— Мне не комфортно, что вы обращаетесь ко мне на «ты», Дамир Тигранович, — вслух выдаю, захлопывая перед собой меню, — Вы мой заказчик и на данный момент начальник. Ассорти пхали, пожалуйста, и чай с чабрецом.
Это я уже показавшемуся в раздвинутых портьерах официанту. Мальчишка кивает и тут же исчезает вновь. Дамир провожает его долгим взглядом, постукивая смуглыми пальцами по столу, и только потом отвечает мне, щуря свои черные сверкающие глаза.
— Жень, если бы ВЫ мне язык в рот вчера не засунули, я бы и не стал тыкать, — тихо с легкой усмешкой выдает он, — А теперь как-то поздно рассуждать о приличиях, не находите?
Я чувствую, как вся кожа болезненно вспыхивает огнем, и молюсь только о том, чтобы не пойти красными пятнами. Пальцы от нервного возбуждения начинают подрагивать, и приходится начать теребить салфетку, чтобы хоть как-то это скрыть.
— Если уж и говорить о приличиях, — дрогнувшим голосом сообщаю я, — То это неприлично — напоминать мне об этом. Я извинилась, я была не в себе. Нечего меня стыдить…