Теперь уже отец засмеялся вполне естественно.
– Отличный пример! – похвалил он. – В такой ситуации я бы сказал, что этот отец избегает собственных чувств и критикует книгу своего сына из трусости, не дающей ему признать правдой то, что в ней написано.
– Ну вот… – начал я с надеждой.
– Но я-то вовсе не поэтому давал тебе свои комментарии! То, что я сейчас описал, применимо в случае большинства людей, но не в моем.
Я стал нервно мерить комнату шагами и увидел сквозь распахнутую дверь Еву – та стояла в гостиной, держа у самого лица кружку с кофе, словно пытаясь прикинуть, можно ли уже пить или кофе все еще слишком горячий. Наши взгляды встретились, и она улыбнулась мне ровно в тот момент, когда я начал отвечать:
– Ты не эксперт в области собственных чувств, пап. Равно как и в том, прав ты или нет.
– Конечно, эксперт, – возразил он. – Или ты полагаешь, что знаешь мои чувства лучше меня самого?
Ева перестала улыбаться, и я даже подумал сначала, не могла ли она слышать отца, но потом сообразил, что она наверняка отреагировала на выражение моего собственного лица – вряд ли это была особенно приятная картина. Она поставила кружку на стол из швейной машинки и направилась ко мне, намереваясь поддержать меня и утешить, однако остановилась, пройдя всего лишь пару шагов, решив, видимо, что через это испытание мне требовалось пройти самому, в одиночку.
Лишь заговорив снова, я осознал, что рыдал навзрыд – слова еле выходили у меня изо рта, а охрипший голос ломался на каждом втором слоге.
– Послушай, – сказал я, – я понимаю, что ты сейчас стоишь перед очень тяжелым выбором. Ты можешь решить, что я сбрендил, а ты сам кругом прав, и тогда тебе не придется смиряться ни с чем неприятным относительно себя самого. Кстати, для справки – раз уж я сбрендил, то уж наверняка ты как-то с этим все же связан. А можешь решить, что, возможно, к моим словам все же стоит прислушаться.
– Это называется «эмоциональный шантаж», – ответил отец спокойным голосом без тени волнения. – По-твоему, я должен считать твое мнение априори ценным просто потому, что ты мой сын? Уж прости, но я не могу вот так взять и будто по мановению волшебной палочки поверить в то, в чем ты хочешь меня убедить.
Повесив трубку, я сказал Еве:
– Он сказал мне все то же самое, что я когда-то говорил тебе. Видимо, это мое кармическое наказание – теперь точно те же самые слова сказали мне. Что ж, кажется, мои реплики тоже не блещут особой оригинальностью по сравнению с речью окружающих.
Ева тепло улыбнулась мне.
– Ну, вот это точно оригинальное заявление, – сказала она.