Я прямо при них достал телефон и позвонил Еве[76]. Я совершенно не был уверен в том, что она снимет трубку, но в тот раз она все же ответила.
– Ой, прости, – сказала она, – вчера я натолкнулась на ребят по дороге к автобусной остановке и так была зла на тебя, что сказала им, что мы расстались. Потом мне полегчало, и я решила, что мы не расстаемся, а им я об этом сказать забыла, – Ева вздохнула. – Какая же я дура. Можешь, пожалуйста, передать им мои извинения за ложную тревогу?
Повесив трубку, я обернулся к друзьям.
– Все в порядке, – сказал я. – У нее, видимо, просто было плохое настроение. Она просила передать извинения за ложную тревогу.
Я явственно чувствовал, что мне никто не поверил.
Пару месяцев спустя, вернувшись из очередной поездки к своей семье, Ева заявила мне, что сняла в Бостоне квартиру и больше не вернется, что между нами все кончено. Уже ставшего привычным письма с признанием в любви не было – в тот раз она просто села за наш рукодельный стол и холодно потребовала, чтобы я позвонил своим родителям и сообщил им, что мы расстались.
– Но ты ведь снова передумаешь, – возразил я.
– Я уезжаю в Бостон, – ответила она. – Смирись с этим.
– Они очень расстроятся, – сказал я. – Ты правда хочешь, чтобы им пришлось пройти через все это только для того, чтобы я потом опять им позвонил и сообщил, что мы снова вместе?
Однако продолжать настаивать на неискренности ее чувств казалось мне неуважительным, так что я сел за стол, позвонил отцу и, плача, сообщил ему, что мы с Евой расстались.
– Боже мой, – сказал папа и расплакался сам. – Ты, должно быть, убит горем. Я ответил, что да – я был убит горем.
– Он плачет, – сказал я Еве, прикрыв рукой телефон.
– Я так хотел, чтобы она стала матерью моих внуков, – сказал отец.
Это я тоже передал Еве.
– Говорит, что очень хотел, чтобы ты стала матерью его внуков.
– Надеюсь, она не порвет с нами совсем, – произнес папа. – Я сам ей позвоню и поговорю с ней.
– Папа сам тебе позвонит и спросит, не порвешь ли ты с нами совсем, – передал я.
Разговор вышел недолгим. За ним последовал точно такой же, но уже с мамой.
– Но почему? – спросила мама. – Из-за чего же вы расстались? Вы ведь любите друг друга!
– Это ты у Евы спроси, – ответил я. – Я сам толком не понимаю.
Я исправно передал Еве вопрос мамы о причинах нашего расставания и ее слова о том, что мы любим друг друга. Этот звонок тоже вышел коротким.
Когда я повесил трубку, Ева смахнула слезу с щеки, тепло улыбнулась мне и сказала:
– Ну и как мне тебя бросать после такого?
Однако вскоре она снова меня бросила и вернулась в Бостон, оставив почти все свои вещи в нашей нью-йоркской квартире. Она уговорила кого-то из подруг подселиться к ней, чтобы делить пополам аренду, и все – будь здоров. Я подозревал, конечно, что через пару дней она мне позвонит и скажет, что не хочет расставаться со мной, но даже в таком случае я сам уже не знал, что делать. Еву явно больше не заботили мои чувства – она стала действовать исключительно исходя из своих собственных. Словом, она делала именно то, чего я от нее добивался все эти годы – стала честной.