– Мамочка… – наконец выговорил Зак почти шепотом.
– Спокойно, все будет хорошо.
Он смотрел на нее, приоткрыв рот, и медленно качал головой.
– Милый, дядя Джим и дядя Боб наверняка снова приедут. Мы все тебе поможем. Ты же справился в прошлый раз.
Зак качал головой.
– Мам, я читал в интернете. Ты себе не представляешь. – Сьюзан по голосу чувствовала, что во рту у него пересохло. – Теперь все гораздо, гораздо хуже.
Он встал.
– Почему, милый? – Она постаралась спросить это очень спокойно. – Чего я не представляю?
– Как судят за преступления на почве ненависти.
– Как? – Сьюзан со всей силы пихнула под столом несчастную собаку, ей хотелось заорать на скулящую псину, тычущуюся ей в колени. – Сядь, милый, и расскажи мне.
Зак остался стоять.
– Лет десять назад или типа того один парень, не помню где, сжег крест перед домом каких-то чернокожих, и его посадили на восемь лет.
Он чуть не плакал, белки глаз покраснели от проступивших сосудов.
– Закари. Ты не жег никаких крестов ни перед чьими домами, – произнесла Сьюзан тихо и твердо.
– А другой прокричал какие-то угрозы чернокожей женщине и сел на полгода. Мам, я… Я не могу.
Он втянул голову в худые плечи. Медленно опустился на стул.
– С тобой ничего такого не случится.
– Почему ты уверена?
– Потому что ты ничего такого не сделал.
– Мама, ты видела судью. Он велел в следующий раз приходить с зубной щеткой.
– Они всегда так говорят. Всем, в том числе подросткам, которых арестовали за превышение скорости. Они так говорят, чтобы запугать молодежь. Это глупость. Глупость, глупость!
Зак скрестил на столе длинные руки и опустил на них голову.
– Джим поможет Чарли все уладить, – пообещала Сьюзан, и в ответ на это Зак пробормотал в столешницу что-то нечленораздельное. – Что, милый?
Зак поднял голову и печально посмотрел на мать:
– Мам, ты разве еще не поняла? Джим ничего не может сделать. И он, похоже, толкнул дядю Боба в последнюю ночь в гостинице.
– В каком смысле толкнул?
– Неважно. – Зак выпрямился. – Все неважно. Ты, мам, за меня не волнуйся.
– Милый…
– Правда. – Он чуть пожал плечами, как будто его страх попросту растворился. – Это все неважно. Честное слово.
Сьюзан пошла выпустить собаку. Стоя перед распахнутой дверью и держась за ручку, она чуяла в воздухе едва различимую влажность, предвестницу далекой, но уже приближающейся весны, и на секунду ее захватила абсурдная мысль: пока дверь открыта, они с Заком свободны, но если закрыть ее, они окажутся в вечном заточении. Стряхнув с себя этот морок, Сьюзан твердой рукой захлопнула дверь и вернулась на кухню.