Разбежавшийся таёжный народец составляй большую часть ханского войска и естественно после их «демобилизации по своим домам», кучумская армия посыпалась. Оставшиеся, без прикрытия телами таёжников, татарские копейщики, попали под сосредоточенный огонь, не выдержали и их остатки побежали. Они были бы истреблены все, если бы не безумная конная атака уланов, отвлекшая русских от избиения вражеской пехоты. Развернуть легкие «единороги» или довернуть ствол ружья с винтовкой, много времени и усилий не надо. И «вихрь» кавалерийской атаки захлебнулся в слитном, многотысячном громе орудий и ружей. «Поток» горячего металла на бешеном скаку выбрасывал из седел всадников, опрокидывал коней, ломали ноги подбитые лошади, сворачивали шеи упавшие воины. Предсмертное ржание пораненных коней, вой побитых людей смешались в единый многоголосый гул. Не сбитые картечью и пулями скакуны, спотыкались в завалах тел погибших, падали, калеча себя и всадника, поднимая своими тушами высоту вала из павших лошадей и их наездников.
Остатки уланов отпрянули назад и вне зоны поражения опять стали изготавливаться к новой атаке. За это время пехота успела отбежать за дистанцию их уверенного поражения из оружия урусов. Где и встретила разгневанного Маметкула с его телохранителями.
— Шайтан, куда. Назад. — кричал царевич, нещадно полосуя жильной плетью бегущих пехотинцев по чему придется.
— Я растопчу вас, и тела ваши растаскивают псы. Трусы. А головы я отдам урусам, чтобы они скормили их свиньям. Назад отродье ослов и баранов.
— Тайджи. — пытались оправдаться беглецы. — Урусов множество, их тьмы. Мы храбро сражались и убили их превеликое множество. Но их оказалось больше и мы были вынуждены бежать.
В таком ключе и шла «беседа» между Маметкулом с его уланами с одной стороны и пешими татарами. Но уже через четверть часа метод «убеждения» ханского племянника и его уланов, так же применявших в качестве «убедительного аргумента» витые плети, помог достичь взаимопонимания сторон. И в течение часа пехотинцы были выстроенные в боевые порядки, приведено полдюжины мулл, на замену выбывших, которые не менее чем полчаса завывали перед воинами, поднимая перед предстоящим боем им их воинских дух на таком импровизированном «митинге». И наконец, более менее стройные шеренги татарской пехоты, в ряды которой влились и остатки спешенных улан, начали угрожающе медленно накатываться на русские позиции.
Даже возобновленная стрельба не задержала татар. Те просто увеличив скорость движения, перейдя сперва на скорый шаг, а потом и на бег. Но в это время, на глазах всего войска, пал раненым Маметкул, лично поведший ханских воинов в бой. Ряды атакующих дрогнули, смешались. Поднявшиеся в контратаку стрельцы, уж очень добыча была вкусна, лежащий буквально в двухстапятидесяти метрах раненный татарский царевич, внесли ещё «одну цистерну» дегтя в оставшуюся у татар «ложку» уверенности в победе. И татары сломались. Как то вдруг, все войско развернулось и бросилось на утек от идущих к ним навстречу русским цепям. Преданные тайджи уланы сумели, буквально из под носа у стрельцов, вынести его, в рукопашной отбив своего воеводу, став стеной между ним и своими товарищами уносящими тело, и набежавшими стрелками, правда, заплатив за спасение командира своими жизнями. После чего, оставшиеся в живых личные уланы Маметкула погрузили его в бессознательном состоянии в лодку, за засекой у Чауш мыса и увезли на другой берег Иртыша и далее в степь на излечения.