На катке папа не показывает класс, а пытается прямо сразу упасть. Я в ужасе – боюсь за папу и за возможных жертв падения – вокруг дети!
Мои дочки с превосходством наблюдают за дедушкиными кульбитами и покровительственно предлагают: «Дедушка, давай мы тебя научим кататься».
Дедушка в шоке, он чертыхается и искренне возмущается своим неумением! Ругает себя старым тюленем и неповоротливым слоном. Дети смеются, я в отчаянии – не хочу, чтобы он свалился и что-то себе сломал.
«Папа, тебе семьдесят! Пошли домой».
Наконец, мы в безопасности – дома, за кухонным столом. Папа не унимается – он звонит в Махачкалу своим друзьям и восторженно рассказывает о своем конфузе на катке. На это уходит около часа, и я предполагаю, что эту занимательную историю услышали по меньшей мере пять или шесть его пожилых друзей. И я уверена, что они не крутят пальцем у виска, когда слышат это – просто они давно его знают. Для него это нормально.
На следующий день отец спрашивает у меня, знаю ли я какой-нибудь трамвай с интересным маршрутом – он хочет поездить по заснеженной Москве. Я отправляю его на «Семерку», которая едет на Новослободскую, и он уходит.
Возвращается поздно вечером.
И опять в восторге.
Я слушаю его рассказ: «Представляешь, дочка, еду где-то в центре и смотрю на доме табличка «Варлам Шаламов. Музей Гулага». Я взял и вышел. Решил посетить этот музей. А ты, дочка, читала Шаламова?»
«Конечно, пап. Читала. Ужасные, невыносимые рассказы про Гулаг, аж сердце разрывается.»
«Да, конечно. Они тяжелые. Но это история нашей страны. Так вот, там отгрохали прекрасный новый музей на четыре этажа. Современный, навороченный всякими техническими аппаратами. Там очень интересно. Тебе обязательно надо там побывать. Там, например, есть настоящие реальные двери из казематов и тюрем. Из Матросской тишины, Владимирского централа. Есть реконструкция камеры Сахарова. Много тюремных предметов из Соловецких лагерей. Представляешь, как интересно!»
Смотрю на него и искренне удивляюсь, как это может быть интересно в начале января, когда вокруг ежечасно взрываются петарды и палят салюты в ознаменование нового года, когда все вокруг полны позитива и восторга!
А папе интересно! Он еще битых полчаса на повышенных восторженных тонах рассказывает мне об ужасных экспонатах этого музея, о документальном фильме про суровый быт, жизнь и смерть в Гулаге. Печаль и сострадание в нем чудесным образом перемежались с искренним жизнелюбивым любопытством.
Он искренне не понимает, почему я не разделяю его восхищение и не рвусь на трамвай «Семерку», чтобы тоже все это посмотреть.