Машка забила на это и пошла учиться на ювелира.
А в училище у нее был совершенно другой имидж. Яркая, смелая, острая на язык она сразу вписалась в мужской коллектив и в конце первого курса стала звездой.
Вокруг нее постоянно роились поклонники. Проход Машки по вестибюлю напоминал явление императрицы ко двору какого-нибудь вельможи. Впереди шла Машка с гордо задранным носом, а рядышком, но чуть сзади тащились верные вассалы, человека 3-4, и ловили каждое ее слово.
«Че там у нас по расписанию?» – спрашивала вяло Машка.
2-3 голоса отвечали: «Начертательная геометрия».
«Терпеть не могу начерталку, чтоб она сгинула».
В ответ раздавался дружный мужской смех одобрения. Машка приближалась к двери аудитории, и 2-3 руки поспешно распахивали ее перед Машкиным носом. Машка вплывала внутрь, а хвост поклонников тянулся за ней. Упругий Машкин зад, затянутый в плотную джинсу, еще долго волновал души однокашников.
А на третьем курсе случилась у Машки любовь. И выбрала она себе хулигана и «робингуда» Назима, что прибыл в город пару лет назад из какой-то кавказской деревушки.
Тогда как все молча и стеснительно глотали слюни, глядя на Машкины впечатляющие формы, этот смелый и наглый пришелец просто взял Машку за руку, посадил в свою тонированную «Приору» и повез в кавказский ресторан.
Накормив от души Машку бараньим шашлыком, ослепив ее щедростью и размахом, он получил в ответ Машкин восторженный взгляд и несмелый поцелуй в щеку.
Так Машка влюбилась. Понеслась у нее безумная жизнь с безумными переживаниями, не менее безумными скандалами и ужасно сумасшедшими примирениями. В общем, как говорят, на разрыв аорты.
Но вскоре последовало жуткое потрясение – Назима, этакого рыцаря без страха и упрека, арестовали и посадили в тюрьму.
В милиции Машка кричала, что Назима надо освободить, что он-де прекрасный, благородный человек.
Менты смотрели на нее тяжелым взглядом повидавших и не такое людей и спокойно отвечали:
«Успокойтесь, девушка. Прынц ваш человека пытался украсть, а потом намеревался выкуп просить. Киднеппинг это называется. Глаза откройте. Правда это».
Машка долго открывала глаза, никак не желала прозреть. Но под гнетом многочисленных свидетельств все же сделала это.
Только она собралась опустить руки и удариться в традиционный женский плач по далекому милому, как в ее жизнь ворвались очередные перемены.
У нее нашелся папа. Нет, он, конечно, был, судя по Машкиному паспорту, где она именовалась как Мария Владимировна. Но Владимир Николаевич отцовскую роль исполнял плохо, потому что была у него другая страсть – он был аферистом.