Тано, пристально наблюдавший за появлением Бенедетто Орси и слышавший его слова, кажется, готов кинуться на письмо коршуном. Он, похоже, вообще видит во мне угрозу во всем, на что ни взгляни. Юный Дзолла не так-то прост. Да и не так юн, как кажется. Он, по-моему, куда старше шестнадцати лет, на которые выглядит, просто борода у Тано не растет, и это злит его самого. Я видел на днях, как он смотрел в зеркало и с раздражением тер ладонью щеку.
Поймав на себе мой взгляд, Тано холодно прищуривается в ответ и возвращается к рисованию, а я к чтению письма от Тоски. «Дорогой маэстро Френи, — возвещает оно уже знакомым мне мелким изящным почерком, — в своем письме Вы ясно дали понять, что не желаете меня видеть. Не могу передать словами, как это меня огорчает. Но то, что Вы вступились за мою, казалось бы, ненужную Вам жизнь, вселяет надежду, что я Вам все-таки небезразличен, и когда мы снова встретимся, я удостоюсь более благосклонного приема, чем мог бы ожидать. Поверьте, мне еще есть чем Вас удивить. Бесконечно благодарный Реджино Тоска».
— Здорово ты его уел своим-то письмом, которое подсунул в книжный футляр. Вот он теперь успокоиться не может, ишь какие кренделя выписывает, — ехидно хмыкает Сандро. — Это же просто поэзия, сонеты на смерть мадонны Валентины!
Не разделяя его веселья, Лола еще раз пробегает глазами строчки письма и качает головой.
— «Мне еще есть чем Вас удивить», — произносит она вслух упавшим голосом и мрачно сдвигает брови. — Надеюсь, ты к этому готов, Давиде.
Я слушаю их обоих краем уха и вдруг почему-то представляю себе Петру Корелли. То, как она сидит за столом в кабинете своего отца с пером в руке и пишет любовное письмо. Мне. Эта воображаемая картина внезапна и повергает в изумление меня самого. Настолько, что я с трудом возвращаюсь к действительности, когда меня окликает еще один девичий голос.
— Давиде, — из-за двери спальни Бенвенуто появляется Симонетта, — загляни к учителю. У него маэстро Оттавио, он тебя спрашивает.
— Бутончик, мне никто не пишет любовных писем, — жалуется ей Сандро.
— Ах ты бедняжка, — Симонетта привстает на цыпочки и гладит его по бритой макушке. — Я могу, если хочешь. Только я пишу с ошибками.
* * *
— А у тебя здесь уютно, — светским тоном замечает Оттавио Карбони, когда я предлагаю ему стул возле окна в своей мансарде, и, присев, сокрушенно пожимает плечами. — Боюсь, не далее как вчера ты застал меня в несколько неподобающем виде, Давиде.
— Пьяным и с красавчиком на коленях? — усмехаюсь я, вспоминая свой вчерашний визит в гостиницу синьоры Форте. — Дело молодое. Зато радостно видеть, что вы теперь полностью оправились от пожара.