— Я даже могу починить ваш подъемник, матушка, — предлагаю я. — Позже посмотрю, что можно с ним сделать.
— Боги вас послали, сын мой, — радуется настоятельница, — Проводите юношу в башню, сестра, и проследите, чтобы Рафаэле его не заболтал до темноты. Нельзя нам упускать такой шанс.
Мы с обеими жрицами стоим на дорожке между грядками. Грядка с левой стороны занята вербеной, как и в деревне, полностью засохшей.
— И у вас здесь то же самое, — с удивлением замечаю я, присаживаясь на корточки и приподнимая двумя пальцами почерневшее соцветие.
— Я слышала, что и в деревне вербена завяла на корню, — кивает мать Анна, склоняясь ко мне. — Вы и в ботанике разбираетесь?
— Увы, не настолько хорошо, чтобы понять, в чем тут дело, — признаюсь я.
Настоятельница возвращается к своим ремонтницам, а сестра Марта ведет меня дальше, туда, где стены обители углом сходятся к башне, над входом в которую выложен красным камнем вписанный в круг Солнечный крест. На пороге я оборачиваюсь, вынимаю из поясной сумки Глаз истины и смотрю сквозь него на огородные посадки правым глазом.
— Что это у вас? — удивляется сестра Марта.
— Оптический прибор, — невозмутимо отвечаю я.
Грядка с засохшей вербеной мерцает синеватым свечением, перетекающим с одного растения на другое. Мысленно ругаю себя за то, что не проверил Глазом вербену в деревенских огородах.
— Вы используете субстанцию в подкормках для растений? — спрашиваю я сестру Марту.
— Магия — дорогое удовольствие, — жрица качает головой. — Наша обитель не так зажиточна, как некоторые. Мы используем конский навоз да собственный труд.
— Это-то и странно, — говорю я себе под нос.
Марта смотрит на меня вопросительно, но я ничего не объясняю, потому что пока не нахожу объяснений.
— Ступайте на самый верх, — предлагает жрица, не дождавшись ответа, и остается у входа, а я открываю узкую скрипучую дверь и поднимаюсь по каменной винтовой лестнице.
* * *
В узких забранных решетками окнах голубеет небо над горными вершинами. Облака с золотистыми от солнечного света краями тают в спокойной вышине без ветра. Здесь, на высоких склонах, вечер еще не вступил в свои права, и час заката еще не пробил, оттягивая время наступления темноты.
— Не доводилось мне держать ее в руках, — брат Рафаэле поглаживает кончиками пальцев коричневый переплет пророческой книги. — А видеть последний раз доводилось в твоем возрасте.
У человека, в прошлом носившего имя Витторио Гроссо, полностью серебряные от седины волосы и такая же седая короткая бородка. Лоб изборожден морщинами, резкие складки прорезают щеки от скул к подбородку, но глубоко посаженные глаза светятся живостью и умом.