— А я… — не договорив, невольно опускаю глаза; горло перехватывает, я не сразу могу продолжить. — Ты просил не отдаляться, вот и смотри.
— Ну, ладно, — не поняв моего волнения, не предполагая, на что я решился, Сандро подносит линзу к лицу и смотрит правым глазом, щуря левый. — Темно. Не видно ничего.
— Брак, — констатирую я и нетерпеливо машу рукой. — Откладывай, бери следующую.
— Брак, — докладывает Сандро, глянув сквозь вторую линзу из этого же ряда, и берется за следующую. — Брак, но можно смотреть, как сквозь обычные темные стекла. Брак. Брак. Опять брак. Да они все в этом ряду не удались!
— Смотри дальше, — от предчувствия неудачи мне становится неуютно, куда неуютнее, чем от моего решения открыться перед Сандро.
— А если вообще ничего не получилось? — спрашивает мой друг, осторожно придвигая к себе первую линзу из верхнего ряда.
— Буду разбираться, в чем дело — в составе или в оптике, — недовольно, сквозь зубы отвечаю я и сам выбираю линзу; она последняя, самая толстая и самого маленького диаметра, — Ну-ка, попробуй эту.
Сандро подносит линзу к глазу двумя пальцами, большим и указательным. В его крепкой крупной ладони она кажется пуговицей.
— О! — произносит он, отнимает линзу от лица, не верящим взглядом смотрит вокруг и снова прикладывает линзу к глазу. — О! Вот, как это бывает. Очумительно! Она вся светится, во всем! — он поворачивается на пятках, оглядывая мансарду, до тех пор, пока его взгляд не останавливается на мне. — Во всем, кроме тебя.
Мой друг опускает руку с линзой, и мы молча смотрим друг на друга. Его до глубины души изумленный взгляд соприкасается с моим, грустным и немного виноватым.
— Вот почему, — дрожащим шепотом произносит Сандро, потом снова смотрит на меня через линзу и говорит уже громче. — Вот почему ты такой повернутый на своих машинках и приспособлениях. Слава богам, какое облегчение, Френи! А то я думал: вдруг у тебя с головой плохо?
Он кладет линзу на стол и хохочет над своими словами. Я тоже смеюсь. Наш смех наполовину нервный, наполовину полный облегчения. Тяжесть, долгие годы лежавшая на сердце, исчезает в один миг. Я висну у Сандро на шее, чувствуя, что могу расплакаться. Видимо, тоже чувствуя это, он похлопывает меня по спине.
— А ты был прав — ты придурок, — сообщает Сандро. — Нет бы сказать как-то бережно, подготовить. А то — раз, и нате вам! Бенвенуто знает, да? — спрашивает он шепотом; я утвердительно киваю. — Мерзавцы! Меня окружают мерзавцы. Впредь не ругайте меня за то, что я пью с Синьори. И не думай, — добавляет он серьезно и горячо. — Сколько бы я не выпил, я ни слова не скажу. Я ж не проболтался маэстро, что ты кувыркался с феечками. Ай!