— Значит, вопреки поговорке, все пути опять ведут в Децию, — желчно скривив уголок рта, говорит Иерарх. — Какой замечательный город! Он как бельмо на глазу. Все эти жадные торговцы, банкиры. Они считают себя просвещенными поклонниками искусств. Скопище вольнодумцев и греховодников, пригретых де Пальмароза. Сама Лавиния плетет козни против церкви, переманивает союзников Уники. Пригласила Бенвенуто Донни написать портрет малютки Беатриче, чтобы повыгоднее продать ее. И мы знаем, кому — Сантино дель Маре, а вернее сказать, его папаше, ведь у него родники Дуополя.
Он прерывается, закипая от возмущения, и отворачивается к своему цветнику с лилиями. Длинные пальцы Иерарха тянутся к ближайшему цветку. Белая чашечка с сияющими лепестками полна утренней влаги. Лаврентий поглаживает цветок указательным пальцем, унимая нахлынувшее раздражение.
— Нет уверенности в том, что брак молодой княжны с принцем Дуополя сладится, — замечаю я, невольно стараясь его успокоить.
Лаврентий порывисто оборачивается и ожигает меня гневным взглядом.
— Тогда эта прожженная интриганка женит сына на его сестре Стелле! — восклицает он и крепко сжимает цветок в кулаке. — У Лавинии богатые планы. Я бы нашел благовидный предлог, чтобы поставить ее на место с помощью военной силы, если на то будет воля богов, но наши союзники повели себя не лучшим образом. Герцог Бава предался Собирателям, как ты сообщил. Видно, его придется отлучить от церкви. Но где тогда искать вооруженной поддержки? Собственная армия Уники не столь велика для ведения боевых действий.
— Может, Баву и не придется предавать анафеме, — усмехаюсь я. — Герцог и сам, как Собиратели, помогает тому, кому выгодно помочь. Он-то как раз и захочет нам посодействовать в деле с Лавинией де Пальмароза и, возможно, даже без посулов и угроз. Как только узнает о том, что она задумала выдать Беатриче замуж. Вы же знаете, у этого чудовища с недавних пор появилось слабое местечко — он решил влюбиться в чистую юную девушку. Вы ведь сами собирались пообещать ему помощь в сватовстве.
— Спасибо, что напомнил, — Иерарх издает язвительный смешок; его пальцы, сжатые вокруг цветка лилии, разжимаются, и белые лепестки сыплются на траву. — Я не хотел всерьез думать об этом кошмарном браке, но если меня вынуждают, пусть пеняют на себя, — он опускает взгляд под ноги, где лежат печальные останки лилии, и вздыхает. — А ты, Тоска, добудь мне ключи, добудь художника, чтобы он подменил карту.
Он подходит к беседке, останавливается перед лестницей, смотрит на меня сверху и продолжает с улыбкой: