— Поссорив Децию и с Дуополем тоже, — восхищенно улыбается Леандро. — Разделив их всех, не позволив объединиться, вы приобретете власть над Латией в целом.
— Не я, — строго поправляю его и оборачиваюсь в ту сторону, где на фоне неба возвышается контур мощных стен базилики Владыки Грома.
Деодато смотрит туда же и с благоговейным трепетом склоняет голову. Я кладу руку на его плечо и крепко сжимаю.
— Мы с вами стараемся не для себя, Лео.
— Это так, — тихим от подступившего волнения голосом соглашается он.
* * *
Жара не спадает, когда я спускаюсь по ступеням храма на площадь и останавливаюсь на углу у фонтанчика с питьевой водой. За мной степенно вышагивают гвардейцы во главе с Минарди, положив ладони на рукояти мечей, и я чувствую себя под конвоем. Я черпаю воду ладонью и пью. Клинки моих телохранителей лязгают, когда рядом вдруг возникает юркая фигурка мальчишки.
— Два слова, синьор, — умоляет юношеский голос, и я жестом велю Минарди и его воякам спрятать мечи обратно в ножны.
Парнишка лет шестнадцати не похож на побирушку, хотя его темно-серый дублет перелицовывали несколько раз, а пыльные башмаки стоптаны. Взъерошенные светлые волосы накрыты фетровым беретом, пухлые губы сжаты в серьезную линию. Он униженно кланяется, но в опущенных долу голубых глазах горит решительное упорство, словно парень собрался прыгнуть со скалы в воду.
— Мессир Тоска, говорят, вы ищете художника, который пишет без магии, — говорит юноша ломким от волнения голосом. — Может быть, я пригожусь вам?
— А ты художник? — спрашиваю я, пристально разглядывая его.
Смотрю сквозь очки. Он не антимаг, обычный простолюдин, но с юношей все равно что-то не так. Присмотревшись без очков, я понимаю, что именно.
— Пока только подмастерье, — от моего вопроса он, стушевавшись, краснеет и снова кланяется. — Я ученик в мастерской Чезаре Ливио. Но я способный. Художника, работающего без субстанции, найти нелегко, а я готов служить вам.
— Как тебя зовут? — настойчивость юного подмастерья заставляет меня улыбнуться.
— Тано. Гаэтано Дзолла, — представляется юноша.
— Или, может, Гаэтана? — я наклоняюсь ближе к враз притихшему собеседнику. — У тебя острижены волосы или…
Осторожно тяну за торчащий из-под берета светлый локон, слишком жесткий, чтобы быть настоящим, и парик съезжает вместе с головным убором. Мнимый юноша жмурится, когда на плечи волной спадают длинные волосы, такие же светлые. Теперь видно, что девушка постарше, чем мог бы быть мальчик. Ей около двадцати лет.
— Женщине не поступить в ученики к художнику, — горько шепчет она.