— Разумеется, — легко соглашается Карбони и указывает на кресло, стоящее напротив его собственного. — Присядь, — на круглом столике между креслами стоит кувшин с вином и два стеклянных бокала, — угощайся.
Мне не до церемоний, внутри загорается нетерпение. Но я сажусь в кресло и наполняю оба бокала зеленоватой влагой с виноградным ароматом. Оттавио делает глоток из своего бокала.
— Думаю, отчасти ты и сам нашел объяснения, — говорит он, глядя в огонь камина. — Ты прочел зашифрованную записку, ты изучал жизнеописание Моро и составил схему, которая висит у тебя в комнате над камином. Я ее видел, когда заходил к Бенвенуто. На ней поверх всего написаны два слова…
— Изначальный родник, — перебиваю я. — Он существует?
— Вот последствия рационального мышления у творческих натур, — Оттавио улыбается, — во всем видеть лишь символы. Тогда как некоторые из, казалось бы, художественных аллегорий стоит воспринимать буквально.
— Моро, князь Карло и Аврелий воспринимали, — утвердительно замечаю я. — Они считали, что Родник материален?
— Моро вообще был не самым обычным человеком, — отвечает Оттавио. — Вам было бы о чем поговорить. Хотя в другом смысле ты был бы, — он лукаво щурит глаза, — не в его вкусе. Он любил смуглых и черноволосых юношей.
— Таких, как Бенвенуто, — улыбаюсь я, вспоминая рассказ учителя.
— И не только, — загадочно усмехается Оттавио.
— А! — понимаю я и вскидываю брови в веселом удивлении. — В том месте, до которого я дочитал, об этом не было ни слова.
— И тем не менее, — улыбаясь, пожимает плечами Карбони, — Моро, как многие артистические личности, был непостоянным. Десять лет рядом с таким человеком — это целая жизнь. Вообще-то из-за этого мы и поссорились с Бенвенуто. Из-за того, что он обо всем узнал последним, хотя мы были лучшими друзьями. Ему было обидно, а я не мог объяснить, что есть вещи, о которых не рассказывают так легко, даже друзьям. Тем более друзьям.
— Знаю, — я думаю о том, что скрыл от Сандро свою антимагическую сущность.
— Все люди разные, — примирительно замечает Оттавио. — Есть те, кто, напротив, старается обо всем рассказать. Бенвенуто и рассказал, когда мы виделись позавчера, — он покачивает опущенной головой, и на его лицо находит тень, а я вместо вкуса вина ощущаю на языке горечь. — Ты молодец, — он вскидывает взгляд и, перегнувшись через стол, одобрительно похлопывает меня по колену, — не каждый сын так заботится об отце. Между тем, мы говорили о Моро, — спохватывается он. — Ты прав на его счет. Изначальный родник для него был не просто мифом. Он показал мне путь.