В комнате темно, только огонь догорает в камине, и теплится лампа на круглом столике. Хозяин комнаты читает, сидя в кресле у камина, одетый поверх ночной одежды в просторную темную симару. Мое появление вызывает некоторый шум, и он вздрагивает, когда я сначала ступаю на подоконник, потом спрыгиваю в комнату.
— Добрый вечер, маэстро, — я подхожу к камину и оказываюсь в круге света от лампы.
Карбони узнает меня, но это его не успокаивает. Он меняется в лице и откладывает книгу.
— Вы вернулись, — тем не менее он старается держаться спокойно и даже умудряется улыбнуться. — Я вас так и не поблагодарил.
— Не стоит, — я сажусь в кресло напротив. — Я пришел не за этим. У меня есть вопросы, и вы на них ответите, потому что я умею убеждать.
— Убеждать, — Карбони понимающе кивает, его лицо застывает, что мне часто доводилось видеть у людей, в чью душу закрадывается страх. — Сначала помогли, чтобы потом причинить боль?
— Если я причиню вам боль, вы, в силу возраста, можете не выдержать, — возражаю я. — Я сделаю иначе. В гостевом крыле Дворца Воспоминаний недалеко от меня живут сейчас ваши ученики, маэстро. В том числе маленький Беппо. Если вы не расскажете мне то, что я хочу знать, я причиню боль ему.
Карбони застывает не только лицом, но и всем телом. Он горбится и отодвигается в тень, падающую от спинки кресла.
— Чтобы вы поняли, насколько я серьезен, и не тратили зря силы и время, пытаясь обмануть меня, — я наклоняюсь к камину и зачерпываю левой рукой горсть тлеющих углей, — вот небольшое доказательство.
Красные, подернутые лишь поверху пеплом, головешки шипят от соприкосновения с кожей. Оживший огонь вцепляется в мою плоть, словно зубы и когти хищного зверя. Перед глазами вспыхивают белые звездочки, но я только крепче сжимаю кулак. Карбони подается вперед, взирая расширенными от ужаса глазами.
— Перестаньте, — просит он сдавленным голосом, морщится и сглатывает с отвращением, чувствуя запах паленой кожи, разливающийся в воздухе. — Пожалуйста, хватит.
Я высыпаю угли обратно в камин, поднимаю и поворачиваю к свету лампы свою покрытую волдырями и сажей ладонь.
— Вот так я поступлю с Беппо, — объясняю я. — Только сделаю это гораздо медленнее.
Скульптор медленно с усилием наклоняет голову, показывая, что понял меня, с трудом выдыхает сквозь сжатые зубы.
— Позвольте помочь, — он кивает в сторону каминной полки, на которой стоит маленький кованый сундучок. — Рану нельзя так оставлять.
— Если это вас успокоит, — разрешаю я, он снимает с полки сундучок, из которого появляются бинты и мази. — Надеюсь, ваше мягкосердечие распространится и на мальчика. На самом деле мне бы не хотелось обижать его, если вы меня не вынудите.