Бросаю поводья Оланге, возникшему рядом, и спешиваюсь. Чечилия берет меня под руку и уводит к обочине, чтобы могли проехать всадники из свиты гонфалоньера. Мы неспешно бредем по краю дороги под скрип колес и стук копыт, какое-то время сохраняя молчание.
— Я так волновалась, что может не получиться, — наконец, молвит Чечилия взволнованным шепотом, и ее голубые глаза вспыхивают оживлением, а щеки расцветают румянцем. — Но оказалось, это куда легче, чем я думала. Не говоря уж о том, до чего приятно. Надеюсь, вмешательство этого Давиде Френи не повредило вашим планам?
— Нет, так даже лучше, — возражаю я, ободряюще похлопываю ее по руке, лежащей на сгибе моего локтя. — Вы справились прекрасно и внешне были абсолютно хладнокровны. Муж в любом случае не сможет теперь докучать вам, даже если Иерарх не согласится расторгнуть брак.
— Но вы огорчены, — замечает Чечилия, потому что я не отвечаю на ее улыбку и отвожу взгляд.
Снимаю ладонь Чечилии со своего локтя и удерживаю в ладони.
— Дело не в моих планах, — не могу избежать виноватой интонации и с трудом поднимаю на кузину глаза. — Ламберто мне тоже не жаль. Он вредил вашему телу, а вот я, взяв вас в союзники, кажется, повредил вашей душе.
— Вовсе нет! — Чечилия энергично качает головой, несколько вьющихся локонов выбиваются из ее теперь уже скромной дорожной прически и спадают на плечи. — Вы освободили мою душу от страха, в котором я жила, показали мне, что можно бороться, взять все в свои руки. Не в открытом противостоянии — это дело мужчин, но я все равно в силах что-то изменить. Я понимаю, хоть и глупая, что вы это сделали не для меня лично, но вы сделали, тогда как другие просто не обращали внимания на мои беды. Сначала я думала, вы такой же, как мой муж и дядя, как другие мои родственники, но вы оказались душистой розой в этом чахлом саду, — она высвобождает руку из моей и прикасается ладонью к моей щеке. — И если есть что-то, что в моих силах, если вам что-то нужно, только скажите.
Ее глаза смотрят с нежной признательностью, какой я не ждал, и чувство вины, сбившееся в тяжелый ком где-то в середине груди, начинает размягчаться и таять.
— Ну, тогда, — снова беру ладонь Чечилии в свою и пожимаю, — будет очень мило с вашей стороны, дорогая кузина, если вы навестите своего дядюшку герцога Баву и подробно расскажете ему о несчастье, постигшем вас по вине князей де Пальмароза. Учитывая, как убедительны вы были на маскараде в роли напуганной и убитой горем супруги, сыграть ее снова вам будет нетрудно. Не говоря уж о том, как приятно.