Вы знаете, я сейчас абсолютно счастлива. 32 года я обожаю Люду Поргину, она больше, чем подруга, она для меня во многом эталон. Каждый человек выбирает себе стиль поведения, и мне казалось, что Людочкин стиль поведения лучший.
Мы как-то приехали отдыхать в Испанию. У Люды масса талантов, кроме одного – она не может выучить ни один иностранный язык, у нее даже нет магазинного английского, спросить «How much» – это уже невозможно. Но мы идем по какой-то улочке в Испании, выскакивают торговцы, Люда подходит, примеряет шляпку, сбегаются люди, начинают смеяться, звать друг друга и продавцов из других ларьков. Мы возвращаемся через два дня, все эти люди выбежали и встречали ее, как любимую и родную. А дело здесь в том, что от нее идет такое тепло, такая доброта. И мне вот это 32 года назад показалось невероятным шиком. Это шикарно, а не все прибамбасы нынешних звезд. Всегда, выходя на улицу, любить людей, чтобы у тебя ни было дома, улыбаться – этому я научилась у Люды. Если меня когда-то за что-то хвалят, я всегда открыто говорю, что это благодаря Людочке Поргиной.
Лора Квинт, композитор, подруга Людмилы Поргиной
– Моя жизнь настолько изменилась, я действительно счастливый человек. Меня стали называть городской сумасшедшей: «Если по улице идет улыбающаяся женщина с ярко накрашенными губами – это Люда Поргина, она в экстазе от своей любви». Идет дождь, снег, а я все равно улыбаюсь – у меня есть Коля, который перевернул всю мою жизнь и научил меня любить своих родителей, любить этот мир, дарить радость, уважать старость. Вся моя жизнь превратилась в такое счастье необыкновенное. Мы играли, вместе ездили на гастроли, я даже подумала: «Ну ведь так же можно умереть от счастья. Как же можно жить в таком счастье? Столько радости мне одной!» Но потом появилось еще одно счастье – мой сыночек Андрюша.
Мы очень хотели, чтобы у нас родился сын, потому что я сама по себе хулиганка, и было бы трудно с девочкой, я бы ее учила лазить по деревьям, а с сыночком мне было очень просто. Я всю жизнь храню его волосики, срезанные во время крещения, и крестик, который отец Владимир на него надел. Иногда смотрю на все это и тихо плачу от счастья, потому что нельзя же так много счастья человеку в жизни.
Коля меня ограничил сразу, он сказал, что теперь у нас есть сын, и я должна заниматься его воспитанием, театр – пожалуйста, но кино останется его прерогативой. Мы часто вместе ездили на гастроли. Как-то я спросила у Коли: «Скажи, что для тебя главное в жизни: театр или кино?» – «Театр». – «Тогда так: театр или семья?» И тогда он ответил: «Семья. И только для того, чтобы вы мною гордились и знали, кто я такой, я достигаю таких высот. Я покорил Париж и Нью-Йорк, и когда они кричали мне «браво», я поворачивался и говорил: «девонька, это было все тебе».