В конце марта 1908 года заказанное в Германии высокоточное оборудование по железной дороге стало прибывать на станцию Ахалцихе, откуда его на подрессоренных повозках (не дай Бог лишний раз тряхнуть) доставляли в Аббас-Туман, к нижней станции грузовой канатной дороги. Там его со всей предосторожностью грузили в вагоны и отправляли вверх по склону до самой обсерватории, где прикомандированные немецкие специалисты занимались монтажом и юстировкой. Так уж был госпожой Лисовой составлен контракт, что полностью исполненным он мог считаться с того момента, когда к работоспособности оборудования не останется претензий. Опытная эксплуатация астрономического оборудования началась в последних числах апреля, совпавших с началом новолуния, когда вероятное направление подхода космического пришельца к земле было свободно от ослепляющего воздействия лунного света. Такое благоприятное время продолжалось только несколько дней, потом, по мере роста фазы Луны, условия для наблюдения стали ухудшаться. Угол между плоскостями эклиптики[34], в которой движется приближающийся астероид, и лунной орбиты составляет всего пять градусов. Какой бы идеально прозрачной и спокойной ни была атмосфера в окрестностях Аббастуманской обсерватории, в период полнолуния рассеянный лунный свет ощутимо мешает наблюдениям, особенно в случае поиска небольших и малозаметных объектов.
В первый благоприятный период не обнаружилось ничего подозрительного, удалось только проверить работоспособность оборудования и подписать с немецкими спецами акт приемки оборудования в рабочую эксплуатацию. Да и не искал тогда никто ничего особенного, ибо заведующий новопостроенной обсерваторией профессор Иванов был в полном неведении о тайной подоплеке неожиданной императорской щедрости. Обычно средства в несчетном количестве вливались по двум направлениям: на военное ведомство и морской флот и на улучшение жизни простонародья, его образование и медицинское обеспечение. А тут несчетные миллионы рублей на чистую науку – астрономию.
Но как только немецкие инженеры и техники убыли в родной фатерлянд, даже не подозревая о конечном назначении размещенного оборудования, императорский фельдъегерь привез профессору Иванову пакет, запечатанный сургучными орлеными печатями – личное послание Ея Императорского Величества Ольги Александровны с приложенным к нему письмо академика Баклунда, который в Петербурге занимался вопросом возможного Тунгусского дива в теоретической плоскости. И тут всем стало ясно все – вплоть до леденящего холодка между лопаток. Или грудь в крестах, или голова в кустах… Хотя последнее – вряд ли. И специалистов в обсерваторию подобрали самых лучших из молодых, под стать директору, и смертной казни в Российской империи уже давненько не практиковалось.