Она стиснула челюсти, чтобы не разрыдаться в голос.
Его пальцы неторопливо хозяйничали там, дразнили, оглаживали.
Как же это унизительно. Вот уж и правда, делает с ней, что хочет.
Внезапно Аламар нащупал очень чувствительную точку, помассировал ее легкими круговыми движениями.
— Твоя обязанность, жена, слушаться мужа, — продолжил он, — и если будешь вести себя хорошо… как, например, сегодня на ужине… то, возможно, у тебя еще сложится вполне приличная жизнь…
Дани не понимала, что происходит.
То, что он делал, казалось совершенно неприемлемым и отвратительным. Уж тетушка обязательно бы высказалась на этот счет, но… при этом по телу разливалось приятное тепло. Грудь стала чувствительной, и Дани вдруг захотелось, чтобы он коснулся ее. Невозможно!
Пальцы Аламара продолжали завораживающий танец, внизу живота стало горячо.
Неужели это ее стон?
Ну невозможно ведь… не так…
Дани замерла, вслушиваясь в то, как глубоко внутри скручивается тугая пружина. Она понятия не имела, что это, и что с этим делать.
Но все решили за нее.
Последнее, резкое нажатие на чувствительную точку — и внутри как будто взорвалось солнце, распадаясь на ослепительные осколки.
Она невольно выгнулась и вскрикнула. Обжигающая волна удовольствия захлестнула целиком, скатываясь в восхитительную пульсацию внизу живота.
— Вот так, — равнодушно заметил Аламар, — представь себе, так тоже бывает.
Дани почувствовала, как жар заливает щеки.
Стыдно-то как, Всеблагий. Невыносимо.
И в то же время тело кажется невесомым, и мыслей… их просто нет, до того хорошо.
Дани боязливо приоткрыла глаза, но Аламара уже не было в комнате. Тогда она перевернулась на живот, уткнулась носом в подушку и разрыдалась.
То, что он только что с ней сделал… Что это? Очередное издевательство? Демонстрация собственной власти? Что?!!
Отголоски удовольствия еще гуляли по разгоряченному телу.
Это было странно.
Ей было приятно, то, что делал Аламар, и при этом она совершенно не могла принять тот факт, что все это дал человек, которого должна была ненавидеть. Дани попробовала молиться Всеблагому, так, как учила ее тетушка, но слова путались, а все мысли — те немногие, что остались — предательски скатывались к тому, что произошло только что.
Ей, темный побери, в самом деле было хорошо. Очень. Еще бы понять, что это…
Так, уткнувшись носом в промокшую от слез наволочку, Дани медленно проваливалась, проваливалась в темную и теплую нору. В сон.
* * *
Она проснулась ближе к рассвету, в тот час, когда сумерки выплескиваются в глухую ночь, и спится слаще всего.
Лежала в постели и не могла понять, что же ее разбудило.