А потом прижал к себе, с силой, отчаянно.
— Пожалуйста, улыбайся чаще. У тебя такая красивая и добрая улыбка, Дани.
От звуков его голоса бабочки пропали.
Аламар разжал руки, отпуская, и тихо сказал:
— Я хочу с тобой еще в пару мест прокатиться. Иди, оденься. Кио наверняка уже заложил экипаж.
Дани посмотрела ему в глаза и вдруг поняла, что они изменились. Не было иссушающей, испепеляющей ненависти, и не было агонии в плавящемся серебре. Она увидела лишь тихую печаль. Надежды не было… надежды на прощение.
* * *
Потом наступило затишье.
Дни стояли по-зимнему хмурые, но довольно теплые. Лед таял под ногами, по утрам все было белым-бело от густого тумана, а к вечеру начинал накрапывать противный моросящий дождь. Аламар все дни напролет пропадал в ведомстве, и Дани изводилась от безделья. Она не привыкла проводить дни вот так, ничего не делая. Ну, почитать. Побродить по пустому дому, в котором каждый шаг звучит гулко и неприветливо. Однажды зашла в сожженное крыло, увидела охапки высохших и уже гниющих роз. В уши ударил иллюзорный вопль гибнущей женщины… Дани аккуратно прикрыла дверь в личный склеп своего мужа и больше туда нос не совала. Кто она такая, чтобы вмешиваться в его уклад жизни?
Она раздумывала над тем, не предложить ли свою помощь по делам домашним Ньями, но пока не решалась. Не потому, что ничего не умела — уж за свою недолгую жизнь Дани научилась делать всю работу по дому, начиная от колки дров и заканчивая стряпней. Просто до сих пор так и не ушла обида за то, что нянька Аламара хотела ее утопить в ванне. В самом деле, как можно столь рьяно желать смерти человеку, которого видишь впервые в жизни?
Так что приходилось маяться от скуки с утра до вечера.
Лишь однажды попробовала еще раз взглянуть на мир так, чтобы вновь увидеть цветные нитки. То, что предстало взору, изрядно напугало, так, что руки потом тряслись: было такое чувство, что ниток стало еще больше, и они как будто сложились в большую сферу, обнимая тело Дани невесомым коконом. И это уже не были беспорядочно намешанные обрезки: присмотревшись, Дани поняла, что они складываются в полупрозрачный пестрый узор, тугое плетение, которое и не разорвать, даже если захочешь.
Она снова подумала о том, что нужно обо всем рассказать мужу… И снова не сделала этого.
Аламар являлся очень поздно, ближе к полуночи. Иногда перекусывал прямо на кухне, и приходил к ней в спальню. Сбрасывал одежду прямо на пол, забирался под одеяло и, прижавшись к одетой в сорочку Дани, почти мгновенно засыпал. Она при этом чувствовала себя… странно. С одной стороны, испытывала некоторое облегчение, что он ничего от нее не требует, а с другой — едкое и совершенно нерациональное разочарование. В самом деле, она что, плюшевый мишка?