Ксеон сквозь зубы втянул сырой воздух.
В груди собиралось странное чувство, взрывоопасная смесь жгучей ненависти и восторга. Он ненавидел механоидов, на которых король променял сыновнюю любовь. Он восторгался и любил их, потому как этими существами мог править безраздельно и вечно, пока жив.
Бездумно потирая грудь, Ксеон все смотрел и смотрел, и не мог оторваться.
В голове звенела пустота, и там, словно горох в погремушке, скакала одна-единственная мысль: вот оно. Настал час, когда он отомстит за все. За мать. За себя. За двадцать лет неволи. За ошейник, выпивающий силы…
А потом внезапно стало хорошо. И он понял, что сделает то, что собрался, давно шел к этому.
— Ксеон, — тихо позвала Льер, — ты… как?
И осторожно прикоснулась пальцами к ладони.
Пальцы у Льер были ледяными. Или он сам горел.
— Сейчас, — горло с трудом выталкивало слова, — мне нужно немного времени. Идите, спрячьтесь в ельнике… Пока что я один. Вы мне не помощники.
— Уверен? — только и спросила принцесса.
А потом, так и не дождавшись ответа, пошла к темной полоске леса. Шан и Мельхольм потащились следом.
Ксеон остался один. Теперь дышалось глубоко и спокойно, сердце размеренно отсчитывало удары. Он представил себе, как будет смотреть в глаза отцу, как плюнет тому в лицо. Это тебе за мать, ублюдок. Ты никогда никого не любил, кроме этих тварей, кроме воплощения твоего божественного могущества на островах.
А потом подумал о том, что обязательно убьет Аламара. Врагам не нужно оставлять и тени возможности отомстить, особенно таким зубастым врагам, как нынешний верховный инквизитор.
— Ну что ж, начнем… папенька… — пробормотал он.
Закрыл глаза. Почувствовал, как шевельнулся под грудиной теплый комок Дара менталиста. Ксеон начал раскручивать его, отщипывая от теплого клубочка, заставляя саму магию течь сквозь пальцы, превращаясь в тяжелые, вязкие нити. Подталкивая их, он заставлял частицы Дара плыть в сторону войска механоидов, а жаркий ком Дара крутился все быстрее, быстрее, и алые нити плыли по промозглому воздуху, заполняя собой серое небо.
Когда Дар достиг войска, в виски тупой болью ввинтились голоса. Сотни, тысячи голосов.
«Кто ты? Ты нас слышишь? Ты понимаешь?»
Ксеон толкнул волну обожания и сочувствия. Они должны были осознать, что он — не враг, скорее покровитель.
«Я слышу вас. Понимаю. Почувствуйте мою волю. Обратитесь ко мне. Вы — мои»…
Он слышал легкий хруст, с которым его Дар ломан печати контроля на кристаллах лациума. Войско всколыхнулось в едином порыве.
«Мы — твои. Прими нас, хозяин».
Растянув губы в улыбке, Ксеон поднял вверх руки. Алые нити сочились из пальцев, точно кровь, и уходили туда, дальше, нависая над войском механоидов. Он тряхнул кистями рук, набрасывая на войско невидимую сеть. Это было странно — они как будто все уместились в его ощущениях. Теперь он мог почувствовать любого, заставить его выполнять именно то, что нужно…