Видение было настолько ярким, что даже пальцы свело, будто в руке зажат нож. Она убила бы, не сомневаясь, потому что семья — это самое главное.
И Дани, поняв вдруг собственную судьбу, внезапно смирилась.
В конце концов, даже если Аламар и убьет ее, что такого давала жизнь, чтобы за нее отчаянно цепляться?
В прошлом, конечно, было место и радости, и счастью. Там были теплые мамины руки, чудесный голос, мягкие игрушки и пушистый щенок. Потом все смыло, унесло бурлящим потоком. Но еще оставалась брюзжащая тетка. Данивьен, как ты сидишь за столом? Леди так не сидят. Как ты держишь вилку? Это не та вилка, рыбу едят вот этой. О, Всеблагий, я же обещала Милен вырастить из тебя леди… потом и тетка упала однажды, подкатив глаза, и больше не поднималась. В доме появились чужие люди, вынесли мебель, картины, ковры… И Дани отвели в приют, из которого она сбежала. Может быть и зря сбежала, потому что лучше есть пригоревшую кашу из тарелки, чем рыться на помойке и спать в темных, провонявших гнилью и мочой щелях меж домами.
Так что, подводя некоторый итог, можно было с уверенностью заявить, что ничего хорошего за последние десять лет не произошло и вряд ли произойдет в будущем. Незачем так жить. И бороться тоже… не к чему.
— Чего вздыхаем?
Дани вздрогнула. Ей совершенно не хотелось слышать его голос. Каждое слово — напоминание о боли, которую он причинял.
— Я не вздыхаю, господин.
Он помолчал. Тьма напротив Дани как будто всколыхнулось, а в следующий миг девушка сжалась в комок. Аламар пересел на ее сторону.
— Что? — спросил недовольно.
От него по-прежнему пахло поздней осенью и совсем немного дымом. Когда теплые пальцы скользнули по скулам, Дани судорожно выдохнула. Ну что ему еще? Неужели и здесь захочет сделать то, что делал с ней поутру?
— Пожалуйста, не надо… — она не узнала свой голос.
Голос придушенного мышонка.
— Заткнись, — буркнул Аламар, — прекращай нытье. Еще не хватало, чтобы Его величество решил, будто я тебя на дыбе растягиваю. Хотя мысль-то хороша.
Забыв, как дышать, Дани зажмурилась.
Тепло его пальцев переместилось к шее. Аламар больно дернул за ошейник, а в следующее мгновение уже убрал его. Давление на шею исчезло.
— Твой дар запечатан, — неохотно пояснил он. Пальцы задержались на шее, скользнули мягко к ямке под затылком, — нечего щеголять ремешком. Да и вообще. Перед дворцом мы заедем еще в одно место, будь добра, веди себя подобающим образом. Спокойно, без истерик.
— Хорошо, господин, — она нашла в себе силы выдохнуть.
— Вот и умница.
Он вернулся на свое место, но перед этим обрисовал подушечкой большого пальца ее губы. Дани запоздало шарахнулась в сторону. Аламар хмыкнул и убрал руку.