Как и следовало ожидать, мать схватила ремень.
– Ах ты, поганка! – заорала она, стегая ее по спине, по лицу, по голове, по рукам. – Ах ты, сучка маленькая! Паршивка! Тварюга! Ты смотри на нее! А, что наделала, засранка!
Она била ее куда придется, пока Наталья, подпрыгивая, пыталась увернуться от нее в крохотной комнатке.
– Мамочка, не бей! – пищала она. – Мамочка, прости! Мамочка, мне больно!
Но мамочка не знала пощады. Наконец, когда силы ее иссякли, она сказала совершенно серьезно:
– Убирайся вон из дому.
– Куда ж я пойду? – рыдая, спросила Наталья. Ей казалось, что мать, побушевав, вскоре успокоится. Так часто бывало.
– Убирайся вон, – повторила она ровным голосом.
– Мама… – только и успела сказать Наталья, как дверь рывком отворилась, стылый воздух моментально заполнил чуть начавшую оттаивать комнатку, и мать пинком выбросила ее на снег. Следом полетели шапка, шарф и варежки. Правда, от них толку не было, потому что в темноте она все равно не смогла их найти. Наталья поднялась и поплелась сама не зная куда. Мокрые штаны задубели и примерзли к телу. Да и шубейка ее кургузая тоже превратилась в сосульку. Она брела по запорошенной улице, и ветер больно стегал по лицу, шее, колол руки и глаза. Так она добрела до школы. Но дворник не пустил ее на порог, прогнал, грубо бранясь. Она повернула и пошла в другую сторону. Продираясь сквозь снег, она шла, пока не увидела высокое здание – целых три этажа. Там жила ее школьная подружка – Танька Никитенко. Танькина мама открыла дверь и ахнула: избитая, окоченевшая, еле ворочающая языком, изможденная, больная девочка ввалилась в коридор, даже не сумев поздороваться. И снова, в тепле, тающий снег разнес предательский запах мочи. Танькина мама засуетилась, раздела, притащила Танькины рейтузы, свитерок, сапоги даже какие-то откопала… Маловатые, конечно, но поделилась – с уговором, что Наталья их вернет при первой же оказии. Накормила ужином, который показался ей страшно вкусным – жареная картошка, маринованные огурцы, кусок сала.
– Ночевать мы тебя оставить не сможем, – сказала Танькина мама деловито. – Сейчас наши мужчины с работы придут, муж и сыновья. Мы и так тут еле помещаемся, тебе места нету.
И Наталья кивнула. Понятное дело, она ж не в обиде! Нету так нету. У Таньки два старших брата, родители, и все живут в двух тесных комнатах. Им не до нее, ясное ж дело. Она доела картошку, сказала спасибо, даже посуду вымыла за собой. Надела свою вонючую шубу – другой у Танькиной мамы не оказалось – и пошла обратно, в метель, которая стала еще злее, закручивала снег в вихрь и обрушивала прямо на голову, стараясь повалить, поглотить. Но Наталья упрямо шла – а куда деваться? Не помирать же.