Вдруг она услышала, как ее кто-то окликает. Обернулась и обмерла – сестра! Наталья бросилась к ней, падая, обняла.
– Ты меня искала? – закричала она.
– Вообще-то мама меня за сахаром отправила, – ответила она спокойно, чуть отстраняясь и морщась. – У нас сахар закончился, чай пить не с чем.
И Наталья снова понимающе кивнула. Конечно. Сахар – это важно. Особенно к чаю.
– Пойдем со мной в хлебный, может, там есть? – предложила сестра, и Наталья пошла за ней. Все-таки не одна! Может, теперь мать не выгонит обратно на улицу?
Что было дальше, она помнила урывками. Как лежала в обоссанной кровати, раздетая, и ей было страшно жарко и в то же время очень стыдно. Как сестра поила ее проклятым сладким чаем и говорила, что это лекарство. Раскалывалась голова, тело ныло, каждое движение отдавало болью. И ей казалось, что страданиям этим не будет конца, и винила в них только себя. С тех пор она ненавидела сладкое.
* * *
Постепенно Наталья научилась быть такой, какой ее хотели видеть: незаметной, непритязательной, удобной. Так было намного безопаснее и выгоднее со всех точек зрения, как ни посмотри. По крайней мере, можно сохраниться сытой, одетой, с крышей над головой, хоть и с удобствами на улице.
С тех пор она возненавидела «советский коллектив» и все, что с ним связано, – парады, демонстрации, собрания и мероприятия. А потом – походы, танцы и общежития. Она терпеть не могла меняться с другими девушками одеждой или нехитрой косметикой; мучением было делить один сортир и душ с чужими людьми, но еще больше страданий доставляли ей просьбы «погулять», пока соседки приводили к себе кавалеров. Она чувствовала физическое отвращение, в горле вставала тошнота. Как это было мерзко и пошло! Нет, решила она, такого с ней никогда не будет.
Но даже больше, чем посторонних людей, она ненавидела бедность. Ей казалось, что бедность – это самое страшное, что может случиться, страшнее пьющего отца и бьющей матери. От бедности бывают такие несчастья, как вонючий матрас, истертая дырявая шуба, пропахшее псиной одеяло, которым приходится укрываться, потому что другого нет. А еще от бедности возникают тоска и страх, отчаяние и хандра, безнадега и черствость, равнодушие и апатия.
Поэтому наличие денег – даже не столько их количество, а осознание того, что можно не думать о копейках и купить все, что захочется, – стало для нее залогом сытой и благополучной жизни, о которой она всегда мечтала. Ощущение денег, возможность трогать их руками, щупать, мять, шуршать, даже не тратя, было необходимо. Поэтому свою скудную зарплату она никогда не расходовала до конца. Хранила в коробочке из-под конфет, бережно перебирала, пересчитывала скромную пачку, и прикосновение к деньгам давало ей ощущение уверенности. Она жила скромно, отказывая себе во всем, но пачка все росла и росла.