— Прошу прощения, милорды. Я оставлю вас. Буквально на мгновение.
Гелла поднялась, поправила платье и скользнула к двери в соседнюю комнату. Затворила за собой, ещё раз обведя огоньком из-под ресниц всех мужчин. Едва она скрылась, как сир Брюс впервые заговорил. Вернее, зашептал: очень-очень тихо, едва шевеля губами.
— Дурное здесь дело.
— Что? Почему? — шепнул сир Гордон. Его расслабленность улетучилась вмиг.
— У меня одного глаза, чтобы видеть, а не пялиться? Дом мне сразу не понравился: чем его хозяева могут жить? Никакого подворья. Ничего для простейшего хозяйства. А главное — руки.
— Чьи руки?
Гордон по-прежнему соображал туго, а вот Мартин уже догадался. У него в горле сделалось сухо. Хмель из головы улетучился.
— Её руки, чьи же ещё. Отшельница, ну-ну. Ладони и ногти — как у дам при дворе Балдуина. Да она ни дня в жизни руками не работала. Даже вот эти самые полы не скребла. Я сразу заметил… когда подавала мне кружку.
За столом повисло молчание. Нарушил его сир Гордон.
— Гвендлы. Гвендлов она ждёт: они здесь скрываются во время набегов.
Мартин был готов биться об заклад: не только у него, но и у остальных возникла ещё одна мысль. Да вот только никто не хотел её озвучивать. Женщин, обвинённых в колдовстве, защитники веры сожгли немало. Однако, как справедливо отметила Гелла, речь всегда шла о суевериях, о каких-то путанных свидетельствах. Язычники-гвендлы и их тлетворное влияние даже для защитников Церкви были проблемой куда более осязаемой. Святая вера — святой верой, воля Церкви — волей Церкви, однако любой рыцарь обязан прежде всего беспокоиться о стреле в спину. Потом уж о колдовстве.
— Но она сама не из гвендлов: разве у них чёрные волосы бывают? — справедливо заметил Брюс.
— Может, и бывают? А может, крашеные басмой.
Предположение Гордона, конечно, звучало абсолютно нелепо: басму продавали иностранные купцы в столице, и по карману она была немногим. А где её в нищем Вудленде сыскать?
— Ну предположим, сама не из гвендлов. Но кого она тут ждёт? Может, самого Даглуса?
— Очень возможно.
— Что будем делать?.. — выдавил из себя сквайр.
Мартина обучили азам рыцарских искусств, к ристалищу он привык, но в настоящем бою никогда не бывал.
— Разберёмся. — процедил Вермилий.
Разговор он окончил вовремя: Гелла как раз вернулась, держа в руках небольшое лукошко. Она была очень мрачна. И такой отчего-то показалась Мартину ещё красивее.
Хозяйка вернулась к прялке, но не села за неё: стала собирать готовую пряжу, укладывая в то же лукошко. Наконец она заговорила, не оборачиваясь к мужчинам.