«Плюнь, не бери в голову… Зря ты из-за чепухи себе нервы портишь. Лучше расскажи, что нового в столице».
«А, ни хрена. Эльку я уже совершенно не могу выносить. Я с ней становлюсь абсолютным психом — можешь мне поверить, что я не преувеличиваю, уж в психозах-то я разбираюсь».
Они ласково глядели друг на друга, переживали встречу. Нежно рассматривает Гоголь Никиту — усталое лицо, руки, играющие неизвестно откуда взявшейся отверткой. Петр любит его — бескорыстной, поздней любовью конченого человека, неудачника. Так влюбляться в чужую биографию умеют только бездетные люди — идеальной отцовской любовью, когда житейские дрязги не заслоняют духовной близости, любовью, довольствующейся малым, без ревности и разочарований.
И Никита тоже любит Петра — более эгоистично, но не менее нежно. Для Никиты Петр и его окружение — отдушина, оазис, где можно расслабиться, отдохнуть от вечного напряжения, атмосферы безумия и страха, царящей в больнице; отдаться вольности гоголевского дома, напиться в доску, кричать, плакать, смеяться, биться головой об стенку, быть дураком, циником, слюнтяем, подонком — кем угодно, только не опостылевшим будничным Никитой Владимировичем Хрящем. Гоголь для Никиты — пример того, что возможно сохранить безошибочную порядочность, даже будучи неудачником, отщепенцем, алкашом.
«Надо бы отметить встречу, — говорил из большой комнаты Петр, суетясь у шкафа, — давно ты не приезжал, забыл нас совсем. Жаль, что жрать в доме нечего, придется хлебом закусывать».
«Это пустяки. Вот я — дурак — забыл со дня рождения бутылку прихватить».
«Да у меня все есть — и водка, и сухого полторы бутылки со вчера осталось».
«Ты просто гений».
Петр принес стопки, нарезал черствый хлеб. Выпили, сразу же налили по второй.
«Ты не представляешь, как мне все осточертело. Что ни день — то новость. В больнице вывесили приказ: посещать больных можно теперь только раз в неделю, и не более чем одному человеку. Какой-то кретин из Министерства от нечего делать строчит нелепые бумажки, а нам — расхлебывать: ругаемся каждый день с родственниками наших психов. И сегодня — эти псевдоинтеллигентные молокососы… Кстати, один из них сообщил любопытную штуку: оказывается, пациент из моего отделения, спятивший на почве суровости российского климата, — известный (в узком кругу) писатель. А я его с этой стороны не знал. Приятный человек. Вот бы мне тоже — сойти с ума от холода и поваляться на койке месяц-другой».
«Ты сегодня какой-то желчный. С Катей поссорился, что ли?»
«Нет, она должна скоро позвонить».
«А она там осталась?»