Сладкая жизнь Никиты Хряща (Меламид) - страница 3

Года три назад он прибыл в Ленинград ранним утром и шатался по городу, ожидая, пока откроются кинотеатры. Где-то в сквере он присел на скамейку, задумался. Из оцепенения его вывел голос человека, неизвестно когда примостившегося рядом: «Скажите, дорогой друг, что хорошего есть в вашей жизни?» «Москва и смерть», — ответил он. «А любовь?» — «Что вас именно интересует — процесс познавания или непосредственная близость, возникающая в результате любви?» — «Молодой человек, не острите и не распускайте слюни, когда говорите о половом акте. Если вас интересует девушка, могу вам устроить это хоть сейчас. Я же спрашиваю вас: что хорошего в жизни?» — «Простите, но я уже ответил — Москва и смерть».

Он прекрасно запомнил весь этот разговор, пустой сквер, сырую скамейку, неожиданного собеседника — лысеющего, интеллигентного алкоголика, какого можно встретить, пожалуй, только в Ленинграде. Запомнил и свое тогдашнее настроение — он готов был распахнуть душу любому, лишь бы на вид был не противный. Они сидели возле Казанского собора, одного из самых мрачных зданий Ленинграда, на самой мрачной из ленинградских улиц — Невском проспекте. Человек, сидевший рядом, сказал: «Москва и смерть? Хорошо, пусть так. Давайте знакомиться. Меня зовут Петр Гоголь».

«А меня — Иван Пушкин, — подумал он и ответил, — Никита Хрящ».

«Ленинград вам, конечно, не нравится?»

«Не нравится».

«Я так и думал. Не спрашиваю почему, — наверняка не сможете объяснить. Вы любите ездить в Петербург, бродить по его улицам, смотреть на его людей, — и все это вам не по душе. Вы говорите, что каждый отдельный петербургский дом прекрасен, но все они вместе производят гнетущее впечатление тяжести, мрачности и уродства. Ленинград кажется вам мертвым городом, хотя вы стремитесь сюда, чтобы опомниться вдали от московской суеты, побыть немного среди спокойных, уравновешенных людей. Вы любите Россию, тоскуете по ней, старая Москва притягивает вас, ее опустевшие переулки — Власьевский, Гагаринский, Полуэктовский, Староконюшенный, Еропкинский, Медвежий, Скатертный… Там все осталось как прежде — только люди вымерли. Но люди вас не интересуют, вас восхищает мертвый, покинутый город. На фоне безликой, спятившей Москвы агония старого Арбата кажется трогательной, внушающей мирную жалость. Но можно ли жалеть труп, любить мертвечину? Скоро сгинут в небытие московские переулки, как сгинули Молчановка, Собачья площадка и Страстной монастырь. А Ленинград еще живет, молодой человек, простите, Никита, живет и будет пока жить. Ленинград — это единственный город, где сохранились традиции великой России. За этим вы сюда и едете. Но, видя, как слабы, как извращены эти великие традиции, вы нервничаете и злитесь. Вот чем плох для вас Петербург».