«…Слушай, Кэт, давай оставим Евтушенко… О Вознесенском можно уже говорить как о поэте… подожди, не перебивай, дай досказать, также нельзя спорить…».
«А ты и не споришь, ты чушь говоришь. У тебя, Бегемотина, нет поэтического вкуса — уж не говоря о понимании. Поэты — Пушкин, Блок, Мандельштам. Никак не Вознесенский».
«Но я имею право… то есть, может ли мне нравиться и Вознесенский?»
«Катюша, мы не об этом спорим, — овладел разговором юноша с пышной шевелюрой. — Так я продолжу — чем плохи Черняев и Потоцкий? Первый — своим непрофессионализмом, второй — литературностью, хотя оба исключительно талантливы. Я сейчас не знаю хороших художников, поэтому мог бы с тем же успехом назвать и другие фамилии, других художников, и найти у них те же самые недостатки. Но из всей массы советских левых художников только эти двое трезво оценивают свои возможности и понимают, что им никогда не стать великими. В России никогда не было и не может быть истинно великого художника, потому что в России художник никогда не был свободен ни духовно, ни материально — в выборе рынка сбыта, — а это, может быть, и есть самое существенное.»
«Здесь он, пожалуй, прав», — ввернул Бегемот, обращаясь к Катеньке.
«А вот в литературе — там другое дело, — продолжал пышноволосый. — Кстати, я недавно читал одного москвича, его еще недавно в психушку посадили, — тут юноша произнес фамилию, заставившую Никиту Владимировича вздрогнуть, — этот человек пишет прекрасно».
«Но ведь и он не свободен».
«Так я же говорю, что в литературе другое дело…».
Никита перестал их слушать. «Вот история, — думал он, — а я-то не разрешал ему писать. Надо будет с ним как-нибудь поговорить. А ребятки какую-то чушь несут. Не понимают они специфики русского искусства».
К нему подошли Катя и Бегемот.
«Вот человек из Москвы, известный психиатр, — представила Катя Хряща. — А это — мальчик по имени Бегемот».
«Очень приятно, — сказал Хрящ. — Зовите меня, пожалуйста, Никита. Катенька, я слушал ваш интересный спор. Вы говорили о некоем писателе из Москвы — так он лежит у меня в отделении».
«И его действительно забрали насильно?» — спросил Бегемот.
«Нет, — ответил Никита, — он в самом деле болен. Но человек он приятный. Я не знал, что он писатель. Обязательно попрошу у него что-нибудь почитать».
«А у вас, наверное, все становятся спокойными и приятными?» — опять спросил Бегемот.
«Не обязательно, это зависит от характера заболевания. Но как раз с ним я в хороших отношениях».
«Тогда попроси у него разрешения прислать нам что-нибудь почитать», — попросила Катя.