Эта тема куда интереснее и масштабнее, чем может показаться на первый взгляд: ее анализ позволяет увидеть ключевые проблемы нашей истории с не вполне обычного ракурса и тем самым прояснить их.
В 1985 году, закончив аспирантуру, но еще не защитив кандидатскую диссертацию на тему «Монополия и конкуренция в сахарной промышленности России начала ХХ века», я начал писать книгу «Оппозиция Его Величества» о генералах М. С. Воронцове, Д. В. Давыдове, А. П. Ермолове, А. А. Закревском, П. Д. Киселеве, И. В. Сабанееве. Люди необычных судеб, герои удивительного времени, они – в разной, конечно, степени – давали пример того, как человек может встать над своей судьбой, определяемой рождением и воспитанием. Я пытался выяснить их взгляды на Россию и русскую армию в 1815–1825 годах, то есть в период, вместивший и последний приступ Александра I к коренным реформам страны, и переход к реакции.
Не вдаваясь в детали, скажу, что на излете застоя в историографии была популярна мысль, что русское дворянство той эпохи как бы стояло перед выбором – либо в декабристы, либо к Аракчееву. Мне это казалось натяжкой, и я постарался показать, что все было намного сложнее. Ведь мои герои относились к числу наиболее ярких представителей большинства русского дворянства, которому были чужды как революционные «мечтания», так и аракчеевщина.
В ту пору – издержки советского истфака – мне казалось, что эта книга связана с моей диссертацией не больше, чем, к примеру, с греко-скифской археологией. Однако стоило мне со временем перейти от анализа статистики начала ХХ века к живым людям, чью жизнь описывали эти цифры, как выяснилось: многое из того, что волновало моих героев в 1815–1825 годах, было вполне актуальным поводом для беспокойства и через полвека, в период Великих реформ, и почти через сто лет, в эпоху реформ П. А. Столыпина. За три четверти века – от Александра I до Русско-японской войны – очень важные, жгучие вопросы русской жизни так и не были решены, их поместили, условно говоря, в вечную социально-политическую мерзлоту, в которой многие из них существуют и сегодня.
У многих наших современников царская Россия ассоциируется с понятиями «отсталость», «незавершенные реформы», «обреченность на революцию». Я не имею в виду метафизические аспекты проблемы отсталости, породившие обширную литературу, начиная с Гершенкрона. Я говорю о нашем, если так можно выразиться, повседневном идейном обиходе, в котором эта отсталость как бы обрела отдельную самостоятельную жизнь и воспринимается как некий объективный факт мироздания, вроде строения Солнечной системы.