Я остался один. Сразу захотелось спать. Говорят, в таких случаях надо петь: помогает. Но хорошая песня отвлекает, мысли идут за ней послушно, как коровы за пастушьим рожком. А мне нельзя отвлекаться.
Поэтому я принялся напевать самую плохую из известных мне песен — нелепый цыганский романс, запомнившийся именно благодаря своей нелепости.
Впрочем, романс этот я допеть не успел. Я увидел Цветкова. Он быстро шел через школьный двор, помахивая пузатым кожаным портфелем. Защитный костюм полувоенного образца сидел на нем ладно, даже щеголевато.
Я слышал, как он своим ключом отомкнул входную дверь. Потом он что-то делал в коридоре. Толкнув дверь, вошел и прикрыл ее мягким движением плеча. И лишь после этого увидел меня.
Вот мы и встретились. Лицом к лицу. Один на один.
Мой пистолет на уровне его груди.
— Руки!
Он медленно поднимает руки. В правой нелепо покачивается портфель.
И вдруг портфель этот с силой летит мне в лицо.
Инстинктивно заслоняюсь рукой. От удара пистолет падает на пол. В последнюю долю секунды все-таки успеваю выстрелить — пуля сбивает штукатурку над дверью.
Цветков бросается к пистолету. Едва успеваю носком сапога отшвырнуть пистолет под кровать, в дальний угол. Наваливаюсь на Цветкова.
Обе летим на пол. С грохотом опрокидываются стулья. Схватив Цветкова за горло, пытаюсь прижать его к полу. Он бешено сопротивляется. Впрочем, теперь уже трудно сказать, кто сопротивляется, потому что сверху Цветков.
Мы катаемся по комнате, молча, тяжело дыша. На лице у меня кровь. Моя или Цветкова?
Стоп! Я же знаю несколько приемов самбо. Меня же учили этому.
Прием нужно проводить мгновенно. Но я слишком устал. И вот медленно, как на первой тренировке, начинаю заламывать Цветкову руку за спину.
А он тоже устал. И тоже не может резко вырвать руку. И неизвестно, чем все это кончится. Вся сила, что еще есть, и вся усталость сосредоточены в кистях рук — моих и Цветкова...
Хлопает входная дверь. Кто-то вошел. Кто-то говорит:
— Руку! Руку держите... Ах ты!.. Ох ты!.. Вот так... так...
Цветков больше не сопротивляется. Но я все-таки держу его за руки. Грузный Папакин сидит на нем верхом. Амосов связывает ноги своего бывшего «завуча» собственным галстуком.
— Что-нибудь покрепче есть у вас?
— Ну, конечно же, что я... Веревка есть на кухне, вот ремень.
...Цветков, надежно связанный, лежит на полу. Я сижу рядом. Отдохну чуть-чуть — сяду на диван. Руки еще дрожат. Это ничего. Это от усталости...
— Товарищи! Вы поможете мне довезти его до города?
— Безусловно! — горячо отвечает Амосов.
— Взялся за гуж... — улыбается Папакин.