Как-то мама решилась тогда на отчаянный шаг: в один из зимних дней не пошла она на колхозную работу по разнарядке бригадира, а решила заняться нашим нехитрым хозяйством, а еще она хотела довязать кому-то подзор. Ранее вязала она его длинными зимними ночами. «Кому ночки, а мне все денечки», – говорила она. Мечтала, как довяжет кружево, на вырученные деньги купит мне хлопчатобумажные чулки на зиму да порадует конфетками-подушечками. Я знала, что те конфетки были в ящиках, как одно сладкое месиво, но продавец Петр Исаакович железным совочком наковыряет их и отвесит: пососешь, порадуешься. Мы обе мечтали подсластить себе маленько жизнь. Но не успела мама вымыть пол, как вбежал в избу колхозный председатель и закричал с порога…
Чего я только не услышала тогда! Что отдаст он маму под суд за тунеядство, сгноит ее в тюрьме на острове Сахалин… Он бегал по избе как ошалелый, угрожал, а моя измученная мама вдруг осмелела, начала сопротивляться, пытаясь всячески доказывать свое право на собственную жизнь.
– Ты думаешь, что если сошлешь меня на соколиные острова, то для тебя сразу десять солнцев взойдет? Ты тоже с неба звезды не рвешь. Ссылать меня некуда, я и так в ссылке живу, хуже катаржанки.
Она пыталась пригласить его к разговору, с тем чтобы он вник в наше положение, и вымаливала у него только один день.
– Вши заедают совсем, хуже голода. Христом Богом прошу.
Но председатель был неумолим и жесток. Он давил на ее совесть.
– Вся страна вытягивает жилы, чтобы восстановить разрушенное войной хозяйство, а ты печь затопила, у огня устроилась и как заговорила! Советская власть дала тебе, малограмотной, свободу, вот и расхрабрилась. Только знай, что ты мне будешь подчиняться, пока советская власть доверила мне колхоз.
Начальник не входил в наше положение. Он гнал маму на работу, как гнали скот с пастбища в вонючую ферму, и при этом приказывал ей работать так, «чтоб за ушами пищало», угрожал «вычикнуть ее из колхоза», чтоб пожила тогда Святым Духом. Председатель был в бешенстве, на нас глядели его демонские глаза, он махал кулаками и кричал, на что мама не выдержала:
– Не ори на меня, а то Таню сторонником сделаешь. Я работаю, как могу, в свою силу. Выше себя все равно не прыгнешь. Ты думаешь, я против советской власти иду? Да пущай она будет. Мне все равно, какая власть, но только не может человек существовать так, как я! Убей меня на месте! Я ведь как мышь в норе, а то и хуже. Она хоть сама себе хозяйка, а я всем подчиняйся, не перечь. Разве это жизнь? Сгниваю на корню. Ладно бы одна, а то ведь дочь сиротой осталась. Только на свет идет, а уж рахитом признали. Ловко ли мне? Войди в мое положение.