– Тащи лесину в снег!
– Архив колхозный спасайте!
Из самой средины пламени сыпались вокруг искры. Мама крепко держала меня за руку. Мы стояли у нашего крылечка и наблюдали, как наш сосед, бывший фронтовик Сергей Андреевич Шестаков, по прозвищу «Карась» за свое крепкое телосложение, орудует огромной лопатой. Сколько себя помню, всегда любовалась, как красиво он трудился. Все-то у него в руках горело, ладилось: мечет ли сено в стог, поднимая огромный ворох его деревянными большими вилами с тремя зубьями, косит ли траву, делая широкий оберушник – захват, значит, или колет неохватные караванья дров. А когда чинил огород, я садилась неподалеку и наблюдала, как он один прибивал длинные тяжелые жерди к вкопанному столбу, а потом городил тын. Делал все быстро, ловко, весело под свою же песню:
Смелого пуля боится
Смелого штык не берет!
Он жил, наслаждаясь мирным трудом. Войну прошел до самого Берлина.
– Идите, Лиза, к нам. Не мешайтесь тут, а искра прилетит – чё, вас будем в снегу катать?
Мама уходить не хотела, видно, ей не терпелось что-то узнать у Сергея.
Все больше людей подбегало к горящей конторе. Ее построили не так давно из больших круглых бревен, между которыми положили мох для тепла. Она была внушительного вида, добротная, красовалась в самом центре села между домом отца Егорья и нашим. Чуть не вся деревня собралась у пожарища. Вокруг шум, гам, беготня, крики. Мы наблюдали, как мужики вытаскивали обгоревшие бревна, тяжелыми металлическими ломами раскатывали их, потом большими лопатами зарывали в снег, а все вместе огромные, слежавшиеся глыбы снега забрасывали в самое нутро пожара. Кто побоязливей, суетились у догоравшей конторы: тушили головешки, чтоб они не могли вновь разгореться. Колхозное начальство руководило тушением пожара, давая вовремя ценные указания:
– Сельсовет во что бы то ни стало надо отстоять!
Мама подошла к Карасю не вовремя.
– Как ты думаешь, Серега, недоимки инспектор в конторе хранил или дома?
– На черта они тебе щас сдались? Забудь об их! Уйди!
Мама не ко времени не унималась:
– А ты подумай, ведь и трудодни наши сгорели; чё будут давать опосле, какие пайки? Как докажешь?
– На что тебе трудодни? Нашла об чем думать в пожар, баба! Убирайтесь! Забирай Танюшку и иди к нам спать! – заорал он.
Сергея звали в селе «просмешником». Он умел над всеми посмеяться вволю.
– Тебе чё на их давали? Свою щепетку ржаной муки ты и так получишь, без архива! – захохотал он громко.
Когда он понял, что дому ничего не угрожает, то ушел к мужикам от наших глупых расспросов. Я стояла у огромного костра. Здесь было тепло, но все еще боязно. Все деревенские ребятишки, ничего не ведая, спали. Я не спала, по несчастью, вслушиваясь в разговоры взрослых. Люди не расходились, а еще долго обсуждали случившееся.