Я ходила босиком. Надеть на ноги было нечего. По сравнению с холодом, голодом это не беда. Мне объяснила молоденькая красивая кудрявая медсестра, что это настоящее закаливание.
Там у меня появилась первая подружка – Галя Свяжина из села Усениновское. Мы прыгали на веревочке, тут она сняла свои старые сандалии (они были ей малы) со смятыми запятниками и дала мне их примерить. Восторг охватил меня. Они мне были в самый раз, снимать их уже не хотелось. Галя заметила это и часто давала их поносить, а когда пришло время расставаться, протянула их мне:
– Возьми на память.
– А ты в чем поедешь?
– Босиком. За нами приехали на телеге.
Спустя десятки лет, когда работала она в нашем селе воспитателем в детском саду, я узнала, что она из многодетной семьи. Наверняка было кому донашивать те сандалии.
Единственный раз справила мне мама новые тряпичные туфли, и тоже на вырост, но они остались навечно на дне глубокого оврага. Этот длинный овраг брал начало в реке. В него каждый год заходила вода. Тянулся он за деревней. За ним простирались фермы и поля, попасть к ним можно было только через единственный переход. Для всех селян овраг представлял собой реальную полосу препятствий.
Дело было весной. Вода только-только покинула овраг, оставив глубокую тину после себя. Я знала, что мама ушла в ночь сеять пшеницу, и, как на грех, в поле за оврагом. Когда ночью, проснувшись от холода, я не могла долго уснуть, то немедля решила разыскать маму в поле. Конечно же по глупости и детской наивности я пошла в темень напрямик через овраг, а не через переход. В самой средине я увязла в нем так, что с каждым шагом погружалась в тину все глубже и глубже. Тут я почуяла свою погибель. Я кричала, звала, а ветер уносил мои звуки, и, только когда комбайн подошел ближе к оврагу, мама услышала мой голос. Меня вытащила, а башмаки остались в нем навечно. Помню, как плакала она надо мной и называла «бесстрашной».
Пришел срок, и закончилось мое выздоровление. Я вернулась в свой темный низ. В первую очередь похвасталась сандалиями, спела все песни и обрадовала маму своим развитием.
– А мячик мой не потеряла?
– Я носила его всегда в кармашке, а на ночь клала под подушку.
– Вот и молодец. Береги мой труд. А на другой год пойдешь оздоравливаться?
Я подумала и сказала:
– Пойду, но мне было тоскливо без тебя. Я даже плакала иногда ночами, так хотела побегать с тобой по полям.
– Таня, вольному воля дороже всего.
Она обняла и, как всегда, поцеловала меня в голову.