Я думала об этом, о жареной свинине и пикниках, которые мы устраивали летом. Домохозяйка Дарьи давала нам с собой столько продуктов, что мы скармливали недоеденное уткам. Только представьте, у нас была лишняя еда! Я думала об этом и пыталась вспомнить вкус грецких орехов и чем он отличается от вкуса арахиса; размышляла, можно ли утратить вкусовые ощущения и происходит ли это так же, как пропадают функции отдельных частей тела, если их не использовать. Я целиком ушла в эти мысли и оттого сперва не услышала, что происходит у входа в палату.
Гауптшарфюрер орал на одну из медсестер:
– Думаете, у меня есть время разбираться с вашей некомпетентностью? Мне что, обращаться к шутцхафтлагерфюреру для решения такой мелкой проблемы?
– Нет, герр гауптшарфюрер. Я уверена, мы можем найти…
– Оставьте это. – Он заметил меня, подошел к подстилке, где я лежала, и грубо схватил меня за запястье. – Ты немедленно вернешься на работу. Ты больше не больна, – заявил он и потащил меня вон из палаты, по ступеням больничного крыльца и дальше через двор к административному зданию. Мне приходилось бежать, чтобы поспеть за ним.
Когда я вошла в кабинет, мой стул и пишущая машинка стояли на своих местах. Гауптшарфюрер сел за стол. Лицо у него раскраснелось, он обливался потом, хотя на улице был мороз. Мы не говорили о случившемся до конца дня, а потом я робко спросила:
– Герр гауптшарфюрер, мне приходить сюда завтра утром?
– А куда еще тебе идти? – отозвался он, не отрывая глаз от описи, с которой работал.
Тем вечером Дарья сообщила мне новости. Тварь мертва. Мужчина, которого я видела в бараке 30, – оберфюрер СС, заместитель самого Глюкса[63] в инспекции по концентрационным лагерям, и он прошелся по баракам с проверкой. По словам одной женщины из нашего барака, которая была участницей подпольной группы сопротивления, этот заместитель прославился тем, что устранял евреев, которые нашли себе теплые местечки в лагерях, и отправлял их в газовые камеры. У нас была новая Blockälteste, которая попыталась утвердиться в глазах Aufseherin тем, что заставила нас больше часа прыгать, расставляя ноги и вскидывая вверх руки, и била тех, кто падал от утомления. Однако прошло не меньше недели, прежде чем я, исполняя какое-то поручение гауптшарфюрера, заметила, что в расход пустили не только нашу старшую по бараку. Почти все евреи, находившиеся на привилегированных местах, – от тех, кто, как я, работал секретарями, до тех, кто подавал еду в офицерской столовой, играл на виолончели в театре и помогал медсестрам в госпитале, – исчезли.