– Вы не заслуживаете смерти, – жестко говорю я. – Во всяком случае, на ваших собственных условиях, раз не позволяли другим людям такой роскоши. Я надеюсь, вы умрете медленной, мучительной смертью. Нет, на самом деле, я надеюсь, что вы будете жить вечно, чтобы ваше прошлое грызло вас и сводило в гроб долго-долго.
Я перевожу ладью на другую сторону доски и занимаю позицию, которую больше не защищает конь Джозефа.
– Шах и мат, – говорю я, поднимаюсь и ухожу.
На улице я сажусь на велосипед и оглядываюсь. Джозеф стоит в дверях:
– Сейдж, прошу тебя, не надо…
– Сколько раз вы слышали эти слова, Джозеф? – спрашиваю я. – И сколько раз услышали их?
Только увидев Рокко за кофемашиной, я понимаю, как соскучилась по работе в «Хлебе нашем насущном».
– Мне лгут глаза? – говорит Рокко. – Смотри, что кот принес. / Пропавшую пекаршу.
Он выходит из-за прилавка, чтобы обнять меня, и, не спрашивая, начинает готовить мне латте с корицей и соевым молоком.
Народу больше, чем обычно, но, впрочем, в это время дня я, как правило, уже не здесь, а еду домой спать. У кассы стоят мамаши в спортивных костюмах, за столиками сидят молодые люди, яростно стучащие по клавишам ноутбуков, и кучка пожилых Красных Шапочек, которые едят один на всех шоколадный круассан. Это зрелище заставляет меня перевести взгляд на стену за прилавком – корзины полны отлично испеченных багетов, маслянистых бриошей, манных булок. Не вызвана ли эта возросшая популярность новым пекарем, который подменил меня?
Рокко, видимо, читает мои мысли, потому что кивает в сторону пластиковой вывески на стене у меня за спиной: «ДОМ ИИСУСОВА ХЛЕБА».
– К нам так и прут, / Но быть святым / Не значит быть голодным, – говорит он. – Молюсь я об одном, / Чтоб ты вернулась, / Иначе Мэри сдаст.
Обхохочешься.
– Я тоже по тебе скучаю, Рокко. Но где же все-таки наш благословенный босс?
– Где-то в святилище / Плачет, что чудо / Не послано Богом.
Переливаю свой латте в одноразовый стаканчик и, срезая путь, через кухню иду в святилище. На кухне безупречная чистота. Емкости с заквасками расставлены на полках аккуратнейшим образом, в соответствии с датами; мешки с разной мукой и зернами подписаны и стоят в алфавитном порядке. Деревянная столешница, на которой я формую хлеб, протерта; огромный миксер застыл в углу, как окаменевший дракон. Чем бы ни занимался тут Кларк, он делал все хорошо.
Это заставляет меня еще сильнее почувствовать себя неудачницей.
Я наивно полагала, будто без меня и моих рецептов «Хлеб наш насущный» – ничто. Теперь мне ясно, что это не так. Вероятно, он изменился, но в конечном счете без меня можно обойтись. Пекарня всегда была мечтой Мэри, а я только болталась рядом – сбоку припёка.