Я повернулась в кольце из его рук.
– Откуда мне знать, что в один прекрасный день ты не убьешь меня?
Алекс взглянул мне в глаза, помолчал и сказал:
– Ниоткуда.
Больше мы не разговаривали. Мы не знали, что каждое наше слово и симфонию наших тел слышал кто-то, стоявший снаружи. И пока Дамиан, а подслушивал нас именно он, крался в пещеру, чтобы схватить перепуганного Казимира, я восстала над Алексом, как феникс. Я чувствовала, как он двигается внутри меня, и думала не о смерти, а о воскресении.
Звонит мой мобильник. Я только что разложил подборку присланных Джиневрой фотографий на широкой гостиничной постели.
– Лео, – говорит моя мать, – ты мне вчера приснился.
– Правда? – спрашиваю я, прищуриваясь на фото Райнера Хартманна.
Джиневра взяла фотографию из эсэсовского личного дела, которое сейчас раскрыто на первой странице и приставлено к подушке – решительно неудобной, от которой у меня затекла шея. Я смотрю на эту страницу – личные данные и снимок в форме, и пытаюсь сравнить эту фотографию с той, что собираюсь показать Минке.
ХАРТМАНН РАЙНЕР
Вестфаленштрассе, 1818
33142 Бюрен-Вевельсбург
Дата рождения: 18.04.1920
Группа крови: АВ
На фотографии глаза видны нечетко, снимок какой-то зернистый. Но его обработанный вариант среди фотографий других предполагаемых преступников не так плох, как мне показалось сначала; просто оригинал был не очень.
– Я играла с твоим сыном на пляже. Он все говорил мне: «Бабушка, тебе нужно закопать ноги, иначе ничего не вырастет». Я решила, что он хочет поиграть. Хорошо. Я позволила ему засыпать мои ступни песком до лодыжек и полить их из ведерка водой. А потом угадай, что случилось?
– Что?
– Когда я стряхнула песок, у меня из подошв торчали тоненькие корешки.
Удастся ли Минке опознать его по такой плохой фотографии?
– Фантастика, – говорю я, думая о своем.
– Лео, ты меня не слушаешь.
– Слушаю. Ты видела сон обо мне, но меня там не было.
– В нем был твой сын.
– У меня нет сына…
– Обязательно нужно напоминать мне об этом? – Мать вздыхает. – Что, по-твоему, это означает?
– Что я не женат?
– Нет, сон. Корешки, растущие из подошв моих ступней.
– Не знаю, ма. Что ты листопадная?
– Всё у тебя шутки! – сердится она.
Я чувствую, что, если не уделю ей несколько минут, придется отбиваться по телефону и от сестры, которая будет распекать меня за то, что я расстроил маму. Я отодвигаю в сторону фотографии.
– Может, это оттого, что мой способ зарабатывать на жизнь так трудно понять и мне нужно научиться как-то забывать об этом в конце рабочего дня, – говорю я и понимаю, что это правда.