— Э-э-э… нет. Никогда там не был.
— Я бывать в Кромер.
— В самом деле? Вы там выучились английскому?
Ванда вздохнула.
— Там я учить английский, там я учить насилие.
— О. Э-э-э. Мне очень жаль…
— Ничего. Все в прошлое. Мне нравиться английские мужчины, несмотря… — Она придвинула еще один стул и села — одним неожиданно плавным движением. Взяв с блюдца оливку, она облизала ее, потом сунула в рот. — Я только гадать, но думать, вы, например, писатель. Может, собирать материал. Книга о любви, сексе и войне, разрывающей душу моего народа.
Она высунула свернутый язык, на котором лежала косточка.
Глубоко-глубоко внутри у Филипа зашевелились воспоминания.
— Нет, — сказал он.
Ванда сделала быстрое движение языком. Косточка перелетела низкую оградку террасы. Ванда обратила на Филипа зыбкий и томный взгляд.
— Ну ладно, нет. Хотеть быть тайной. Мне нравиться. Но вы хотеть историю, я вам рассказать. Фантастическое. Может, я вам позже рассказать. Где-нибудь без помех. Окей?
— Э-э-э. Да. Было бы очень мило.
— Спасибо. Теперь присмотреть, чтобы Мирко не портить ваш кебаб.
Поскольку брать десерт в «Дичи» было решительно невозможно, Филип погонял во рту приторный коньяк, а потом ногтем мизинца выковырял из зубов размягчившиеся мясные волокна. Наслаждение его было подпорчено появлением четырех юных туристов. Разговаривали они по-английски с австралийским акцентом. Ванда поспешила к ним и склонилась над столиком, переводя меню. Красный ободок ее стрингов выглядывал из-за пояса джинсов. Через некоторое время Филип отвел взгляд. Внутри громоздились воспоминания. Воспоминания, которых не могло быть у Йена Маккафлина.
А потом ее рука легла ему на плечо.
— Еще рюмочка?
— Да, пожалуйста.
Ее рука оставалась на прежнем месте. Он повернулся и посмотрел на Ванду.
— Окей, — сказала она. — Еще одну. А потом все, окей? Знать почему. Не хотеть, чтобы Роджер Красный беретик засыпать посреди моей истории.
— Хорошо, — выговорил он внезапно пересохшим ртом.
Пальцы ее легонько скользнули по его затылку, и она исчезла.
Двое австралийцев вытаскивали из рюкзаков книги. Одна оказалась путеводителем. Вторая «Темной энтропией».
Чувствуя на себе Вандин взгляд и потому держась очень ровно, Филип вышел из ресторана и зашагал к причалу. Он посидит на дальней скамейке, той, что под деревьями, и подождет ее. Почему бы нет? Он и вправду слегка заржавел. Давно ничего не было. Несомненно предложение. Ну и что, что усики, ничего. У обслуги отеля сиеста, внутрь попасть не проблема, никто ничего не спросит. Запихнуть заношенные носки под кровать. А потом…