«Итак, прощай, Сицилия, прощай, Палермо, – прощай навсегда! В один из ближайших вечеров я выехал на пароходе в Неаполь. Была тихая, прекрасная погода. Наш пароход принял много пассажиров, и я запомнил особенно одного: это был молодой красавец-офицер, нечто вроде толстовского Вронского. Он, полный сил, красоты, благополучия, прошел через трап, и я залюбовался им, как породой, прекрасной южной человеческой породой. Он был доволен собой и, кажется, всем и всеми. Мундир его был элегантен, ноги в узких рейтузах как-то упруго вздрагивали на ходу… Мы едва отвалили, прошло не более часа, как началась качка, да еще какая. Понемногу с палубы все спустились в каюты, и там предавались невеселому занятию – платили дань морю. Я и какие-то два молодых англичанина остались наверху. Они и я, пользуясь тем, что дам на палубе не осталось, улеглись на скамьях парохода во весь рост, – я на одной стороне, британцы на другой, весело разговаривая друг с другом. Была боковая качка, и мы все, чтобы не упасть, держались за перила руками. Пароход накренялся то на мою сторону, то на сторону веселых англичан. И все шло как нельзя лучше до тех пор, пока неожиданно ритм качки изменился, и мои англичане в пылу веселой болтовни не отняли рук от перил и не полетели оба на пол… Рано утром мы подошли к Неаполю, было тихо. Неаполитанский залив был бледно-серо-голубой. Везувий едва дымился. Вдали Искья едва-едва синела. Пароход наш подошел к молу. По сходням стали выходить усталые, бледные после качки пассажиры. Я не торопился, стоял на палубе и наблюдал эту чужую мне толпу. Вот бредет и мой вчерашний „Вронский“… От него за ночь ничего не осталось: он зелен, ляжки его вздрагивают, он имеет совсем не геройский вид. Куда девалась прекрасная человеческая порода? В тот же день я выехал в Рим».
В следующий раз М. В. Нестеров побывал на берегах Неаполитанского залива в 1908 г. – на этот раз с сестрой Александрой Васильевной и дочерью от первого брака Ольгой. Миновали, не останавливаясь, Венецию и Флоренцию, жили в Риме, потом отправились в Неаполь:
«С грустью простились мы с Римом, но впереди у нас Неаполь, и лица вновь светлы и радостны. Весенняя природа, опаловый залив, дымящийся Везувий, а там мерещатся Капри, Искья, берега Сорренто, и все это ожидает нас, вольных, как птицы, помолодевших, счастливых».
В Неаполе путешественники остановились в гостинице «Palazzo donna Anna» на мысе Сирен в районе Позилиппо – одном из самых загадочных строений Неаполя:
«…Расположились мы в старом доме, именуемом отель „Палаццо донна Анна“. Палаццо полно легенд, связанных с трагически погибшей когда-то в нем какой-то донной Анной. Морской прибой бьет о стены старого романтического палаццо. Там, в этом старом отеле, нам не было жарко. Он весь был пронизан сыростью. По вечерам мы затапливали камин и, сидя у огня, прислушивались к каким-то таинственным шорохам и стонам, кои были плодом нашего воображения. В окна виден был Везувий, по вечерам напоминавший нам своим огненным дыханием судьбу двух несчастных городов…»