– Ладно, хватит. Возможно, это не лучший поступок, но… попытаюсь такого не повторять. – Его глаза были прикованы к полу, а губы сжаты.
– И, – сказала я, наклоняясь, чтобы посмотреть ему в глаза, – спасибо. Это было очень мило с твоей стороны, в каком-то жестоком, оскорбительном смысле.
Он неохотно вздернул подбородок.
– Всегда пожалуйста. И я обещаю, что больше никогда никому не поставлю синяк под глазом из-за тебя.
– Да, наверное, тебе не стоило так сильно его бить. Или совсем не стоило.
– Я тренируюсь три дня в неделю. Кажется, это прибавило мне сил, – сказал Броэм, размахивая рукой туда-сюда.
Вайнона разозлилась из-за драки, или знала, что это связано со мной, и странно себя чувствовала поэтому, или она ушла домой раньше совсем по другой причине, кто знал. Было ли это странно, что он отстаивал мою честь таким образом? Стоит ли мне подумать, что это значит?
Немного обескураженная, я решила, что не стоит. Броэм сказал, что с ним все в порядке, а значит, что бы ни случилось, это, очевидно, к лучшему. Если бы было что-то еще, он ни за что не стал бы так спокойно и уверенно говорить об отношениях с Вайноной.
В общем, я была рада за него и его приобретенную способность ориентироваться в странностях отношений.
По большей части.
Я, мама и Эйнсли сидели в гостиной. Мама и Эйнсли на диване, а я свернулась в клубок в кресле, и мы все трое таращились в мой телефон.
– Я не могу это делать, когда вы смотрите на меня, – сказала я.
Мама и Эйнсли переглянулись.
– Думаю, у меня есть чем заняться, – неохотно сказала Эйнсли, вставая.
Мама взяла свой ноутбук с журнального столика.
– Меня здесь и нет. Я просто просматриваю работы.
– Но все равно ты здесь.
– Ты сказала, что у меня нет на тебя времени, а теперь пытаешься избавиться от меня. Что это значит?
Ха. Я удивилась, услышав, что она снова подняла эту тему. У нас установилось временное перемирие с тех пор, как она вернулась из школьной поездки, и никто из нас не упоминал о ссоре в машине на прошлой неделе.
– Я хочу помочь, – настаивала мама.
Ладно. Хорошо.
– Я боюсь звонить.
– Она была твоей подругой много лет. Дарси, она не укусит тебя.
– Да, но она может сказать, что не хочет иметь со мной ничего общего.
– Не скажет.
– Она может.
– Окей, я буду твои адвокатом дьявола. Допустим, она так скажет. Что тогда?
Что это, черт возьми, за вопрос?
– Тогда я потеряю самого лучшего друга, который у меня когда-либо был. Разве ты не понимаешь, как это может быть мучительно?
– Конечно, но она не единственный твой друг. Самое важное – это то, что ты достаточно ее уважаешь, чтобы извиниться. Простит она тебя или нет, уже менее важно. Все, что я хочу сказать, – поспешно добавила мама, когда я открыла рот, чтобы возразить, – она может оказаться не готова пока. Это нормально. Это извинение не о тебе. И если все-таки ты потеряешь ее, хотя думаю, что нет, ты переживешь это. Ты же не надеешься на нее для пересадки легкого или чего-то в этом роде, так ведь?