Мы просим прощения у читателя за то, что, начав разговор о дворце, рассказали историю целой династии. Но эта династия угасла, ничто больше не напоминает о ней, стены, среди которых прошла ее жизнь, немы, и некому сказать путешественнику, который осматривает эти великолепные, увешанные шедеврами покои: «Здесь лились слезы, а здесь была пролита кровь».
И потому мы решили, что следует предоставить альбомам путешественников и печатным путеводителям заботу перечислять все картины Перуджино, Рафаэля и Микеланджело, какие находятся в Палаццо Питти, возможно, богатейшем из дворцов, хранящих произведения искусства, а самим заняться более трудным делом — рассказом о политической истории этого дворца.
Это поможет путешественнику сравнить прошлое с настоящим, прежних хозяев дворца — с теперешними, Тоскану былых времен — с Тосканой сегодняшней, а такое сравнение избавит нас от необходимости воздавать правящему Лотарингскому дому, преемнику великого дома Медичи, хвалу, которую легко было бы принять за лесть, хотя целый народ может засвидетельствовать, что во имя истины нам нужно еще выше оценивать его правителей.
Если, выйдя из Палаццо Питти, вы пожелаете перейти в старый город, то можно воспользоваться на выбор одним из трех мостов: Понте Веккьо, ведущим к площади Синьории, Понте делла Тринита, ведущим к площади того же названия, и Понте алла Каррайа, ведущим к площади Санта Мария Новелла.
Раз уж я упомянул мосты, читатель, надеюсь, сочтет уместным, если я сейчас попытаюсь загладить несправедливость, допущенную мной в отношении Арно.
Однажды, не помню уже где, я написал, что, если не считать Вара, Арно — самая крупная река без воды, какая мне известна. Вар, не привыкший к упоминанию о нем в литературе, ничего мне не ответил: возможно, ему даже польстило такое сравнение, а вот с Арно вышло иначе. Превратившись в аристократа, Арно стал болезненно относиться к замечаниям на свой счет. Арно решил, что его смешали с грязью — то есть не его воду (этого уж точно не было), а его честь. И Арно выразил свое негодование, но не через газеты, как было бы во Франции, — к счастью, в Тоскане нет газет, — а через своих соотечественников.
Одна из характерных особенностей Италии — это обостренное национальное чувство ее обитателей. Я имею в виду не то великое национальное чувство, которое приводит людей к политическому, гражданскому и религиозному единению, которое делает государства могущественными, а народы — сильными; я говорю об ограниченном, мелком, эгоистическом национальном чувстве, восходящем к эпохе маленьких республик. Не следует слишком уж порицать такое национальное чувство, каким бы неуместным ни казалось оно на первый взгляд: именно ему Италия обязана половиной своих памятников и большей частью своих шедевров.