— Идем верно!
Они летели над селом Высокое. Деревенские избы сверху видны как на ладони. Черные неровные прямоугольники полей, рощица в нежных майских листьях стояла серая под дождем. И узкое шоссе уходило на Москву.
— Полететь бы сейчас прямо туда, к Лапарузке.
Какой-то человек шел по направлению к шоссе. Пять-шесть лошадей пощипывали в стороне траву...
Очевидец полета рассказывал, что самолет производил странные фигуры. Потом внезапно быстро пошел широким винтом вниз.
Они летели к рощице, Серов сделал круг, повернулся к базе, но вдруг вернулся назад, завиражил и внезапно перешел в штопор. Истребитель надо было ввести в пике — идти к земле вниз по прямой, а потом бросить его вверх, резко набирая высоту. Но между машиной и землей не было пространства. Самолет врезался в землю вертикально.
Якушин вернулся на аэродром. Посмотрел кругом — никого. Толя должен был сесть раньше. Миша подумал: «Может быть, он уже раньше прилетел, заправился и пошел в третий раз?» Сели другие — Смирнов, Ряхов. Зарядились, полетели. Якушин летел невысоко и смотрел, где Анатолий с Полиной. Отгоняя тревогу, говорил себе, что отстал. Через сорок минут пошел на посадку. В этот раз Якушин пилотировал. Часто бывало на практике, что при посадке то подтянешь, то проскользишь, а это ошибка. А тогда Миша сел идеально, прямо у знака «Т» на три точки, по заданию. Увидел другие самолеты и подумал, что среди них стоит Серов. Педант, похвалит, в его вкусе такая точность.
Но как только сел, к нему подбежал Литвинов:
— Миша, выключай мотор!
Якушин удивился — он хотел заправляться:
— Что, отменяется?
— Нет Серова и Осипенко.
— Ну и что? Они в своей зоне пилотируют.
Начался сильный дождь, поднялся ветер, небо совсем почернело.
— Нет их в зоне. Сели на вынужденную, может быть.
Побежали к начальнику курсов.
Ряхов спросил:
— Когда комбриг заправлялся?
— На второй полет. — Переглянулись. — У них горючего на сорок минут. Прошло уже два часа.
Начальник курсов Абрамычев обратился к Ряхову:
— Пройдите в их зону, товарищ Ряхов, посмотрите.
Через несколько секунд летчик шел бреющим полетом в зоне Высокого и осматривал землю.
Вдруг похолодел, почувствовал, становится плохо. Увидел, как в поле бегут люди. Толпа собиралась у черной точки недалеко от дороги. Нет, не может быть. Толя, наверное, ходит поблизости, злой как черт, осматривает неполадки.
«Иду бреющим, вижу: вся машина разбита, мотор, фюзеляж — все... Одни крылья и хвост вздернулись, как кости скелета. Чувствую, мороз прошел по коже и будто шлем стал подниматься на голове...»
На аэродроме стояли курили, говорили сдержанно. Пусть немного ранены. Но предположить, произнести слово «авария» не могли. Еще надеялись. Вот показался в небе Лакеев, полетевший вслед за Ряховым.