— Поменяйся ко мне, на Никитскую, на улицу Герцена.
Существовало две жизни. В одной она была сильная, веселая, умная женщина, и она чувствовала и свой ум, и свой талант, и свою красоту. Она владела собой и ситуацией, и порой ей даже казалось, что от нее что-то зависит в жизни других людей, и она представляла себя со стороны, словно видела чужими восхищенными глазами — вот идет Серова, красивая, знаменитая Валентина Серова. Вот она говорит, что-то решает, и от этого будет зависеть, что сделают другие. Вокруг нее вертится жизнь, сияет, и все радуются се красоте и молодости. И она совершенно самостоятельна и серьезна, она — будущая мать.
В другой... какая-то пугающая беспомощность наступала изнутри, из глубины и непостижимо смыкалась, сливалась вот здесь же, в этом городе, украшенном ее портретами, ее лицами, смотрящими с газет и афиш так нежно и приветливо, со страхом. И страх исходил от черной машины, которая медленно и неслышно возникала под окнами ее огромной квартиры. И — от темной стены Кремля. Прокручивался тысячу раз в голове один и тот же сюжет: вот они с Толей там, и все пьют вино, а Толя говорит со Сталиным, и затем он как в лихорадке уезжает... Еще одна встреча, потом внезапный приезд, и вскоре — та репетиция и разбитые часы и люди за кулисами, и ее везут... Толе плохо! Но она тогда уже знала, что он умер.
Кремль — смерть и захоронение в Кремлевской стене. Холод исходил от стены, где лежал Толя. И машина оттуда, так она чувствовала.
Но все-таки был выход. И она искала его где-то рядом. Блуждая по переулкам старой Москвы, она думала об этом выходе. Может быть, он в предложении, вернее, в настойчивом требовании матери уехать из этого дома?
И вот представлялся путь из дома до театра — мимо Лубянки, мимо огромного каменного здания. А потом — тот же путь, но от дома на Никитской. Светлый путь — цветущий бульвар, сиреневый, теплый, с детьми на площадках, среди которых будет играть и ее сын. Или путь по заснеженному бульвару, новогоднему, падал бы снег, и она шла бы себе спокойно среди людей, мимо памятника Пушкину. Это был теплый, домашний путь.
Кратковременный Валин опыт жизни в роскошной военной квартире, у власти под крылышком, среди генералов и летчиков заканчивался...
Как-то Рита Серова приехала к ней из Чкаловской и осталась на ночь. Спать легли вместе, выпили по рюмочке, помянули Толю. Рита легла вместе с Валентиной в большую серовскую кровать. Среди ночи Вале почудилось, что рядом Толя, то же большое лицо, широкий лоб. Показалось спросонья, прижалась, обняла — и тут же поняла, что Толя умер.